— Извини, приятель, — сказал он, выжимая сцепление, — я сегодня тороплюсь.

— Торопится он! — возмущенно завопил водитель, ловко пряча деньги в карман. — Вот менты приедут, они разберутся, куда ты торопишься!

Он схватил Забродова за рукав и потащил из машины.

— Это ты зря, — сказал Илларион.

Водитель коротко охнул и сел на асфальт. Лицо у него было удивленное: он никак не мог понять, что с ним произошло. Боли не было, но вот ноги почему-то не держали, словно из них вдруг начисто исчезли кости.

Дверца «лендровера» с лязгом захлопнулась, мощный двигатель взревел, машина со скрежетом отцепилась от борта хлебного фургона, по асфальту, дребезжа, запрыгала какая-то отлетевшая железка, успевшая набежать жиденькая толпа зевак испуганно шарахнулась в стороны, и зеленый внедорожник устремился в погоню — искать ветра в поле.

Игорь Тарасов плохо запомнил эту гонку; слепая ярость застилала глаза, нога прикипела к педали газа, и только удача, которая всегда сопутствует влюбленным, пьяным и сумасшедшим, уберегла его от смерти среди сплющенных обломков автомобиля.

Где-то на полпути гнавшийся за ним «лендровер» отстал. Тарасов испытал короткий укол сожаления.

Все можно было сделать по-другому, мирно, и, уж во всяком случае, без этой киношной погони, но внутри у него словно включился гигантский насос, нагнетавший под диафрагму сосущий вакуум. Этот вакуум требовал заполнения, и единственным, что могло заполнить эту холодную пустоту внутри, было немедленное энергичное действие. А Забродов… Что ж, Забродов как-нибудь выпутается. В конце концов, он сотни раз выпутывался из ситуаций пострашнее, чем тривиальная дорожная авария.

Он поехал немного медленнее и несколько раз без нужды свернул в боковые улицы, проверяя, не возобновилась ли погоня. Позади было чисто, и, в последний раз обогнув квартал, Тарасов направил машину туда, где его ждали меньше всего. Он вынул из кармана сигареты и содрогнулся от гнева и отвращения, когда пальцы нащупали на дне кармана медный цилиндрик зажигалки.

Он еще не знал, что будет делать, но понимал одно, прежняя жизнь кончилась, и теперь ему придется как-то привыкать ко многим вещам, которые раньше находились за гранью восприятия.

Еще ему было жаль Татьяну.

Он выбросил так и не прикуренную сигарету в окошко и снова увеличил скорость. Недооценивать Забродова нельзя: даже потеряв способность передвигаться, он вполне мог направить по его следам милицию, так что нужно было поторапливаться. Уж чего-чего, а улик против Игоря Тарасова у милиции было предостаточно. Он подумал, а не выкинуть ли ему зажигалку, но решил, что она еще может ему пригодиться. В любом случае, эта игрушка была лишь дополнительным штрихом в имевшей завершенный вид картине. Выбросить ее означало действовать инстинктивно, под влиянием первого испуга, а это было именно то, от чего в незапамятные времена предостерегал их, зеленых новобранцев, инструктор учебного центра спецназа ГРУ Илларион Забродов.

Вспомнив о Забродове, Игорь скрипнул зубами: хуже всего было то, что в эту историю оказались замешаны самые дорогие для него люди. Он представил, как отреагирует Татьяна на сообщение о его аресте и решил: хорошо, что сам он этого не увидит.

«А капитана понять можно, — понемногу приходя в себя, думал он. Сроду он не шел ни на какие компромиссы, когда речь заходила о серьезных вещах. Стащить из штабной палатки ящик тушенки, когда ребята пришли из рейда голодные, это у него всегда было запросто, а вот если кто-то без спроса забрался к соседу в тумбочку и свистнул, к примеру, зубную щетку тут уж пощады не жди… Удивительно, как это он сразу мне башку не отвинтил, безо всяких разговоров. Из-за Таньки, наверное. И еще из-за Афгана. Ах ты, господи, до чего же обидно!»

Так и не угодив в аварию, он припарковался возле дома своего приятеля и сослуживца Виктора Вагина.