— Да, — сказал Илларион, — с этим не поспоришь.

Это тебе не по горам без страховки ползать на потеху почтеннейшей публике. Это, пожалуй, повесомее, чем книга рекордов.

— Вот именно, — подхватил Игорь. — А ты говоришь, пенсионер. У меня в экипаже, между прочим, вакансия имеется. Похлопотать?

— Ха-ха, — сказал Забродов. — Очень смешно.

Староват я, сержант, для таких дел.

— Ну-ну, — сказал Тарасов. — Только не жди, что я тебя стану утешать: какой, мол, ты старый, да побольше бы таких стариков… Я же вижу, в какой ты форме, а такого опыта, как у тебя, наверное, ни у кого и нету…

— Так ведь я совсем по другой части, — ответил Илларион. — Ты что, забыл?

— Не забыл. Просто в данном случае это не имеет значения. И потом, я отлично помню, как ты ребят вытаскивал, когда остальные сами еле тащились.

— Так когда это было…

— Ты опять за свое? Ну и черт с тобой. Нет, я понимаю, конечно: тут у тебя уютно, книжек вон сколько, и ножиками можно побаловаться… Чем не жизнь? Зачем тебе вся эта головная боль: ночей не спать, шкурой рисковать, лезть то в огонь, то в воду…

— Гм, — сказал Илларион и отвернулся к окну, сосредоточенно дымя сигаретой.

Тарасов спохватился, поняв, что наговорил лишнего, и поерзал на табуретке, борясь с неловкостью.

— Извини, капитан, — сказал он. — Похоже, я маленько… увлекся.

— Маленько, — согласился Забродов, продолжая смотреть в окно. — Но по сути дела ты прав. Тот, кто идет в огонь, всегда прав. А я действительно оброс мхом последнее время. Только ведь и я не кокетничаю, когда говорю о своем возрасте. Будет ли от меня польза?

— Ну, а ты как думаешь? — горячо спросил Тарасов. — Бегать, прыгать и вязать узлы у нас все умеют, этого добра хоть отбавляй. Но такая голова, как у тебя, одна на миллион.

— Да, — сказал Забродов, — голова крепкая. Ладно, ладно, не кричи. Обещаю подумать.

— Вот это уже разговор, — обрадовался Тарасов. — Я тебя знаю, ты плохого не придумаешь.

— Да уж, — сказал Илларион, разливая по рюмкам остатки водки, — уж что да, то да… Может, и стоит попробовать. Сколько народу я на тот свет отправил — подумать страшно. Столько за три жизни не вытащишь!

Но, может, стоит попытаться?

— Здорово! — с торжественным видом поднимая рюмку, сказал Игорь. Сегодня просто праздник какой-то. Это ж обалдеть можно: будем опять работать вместе, как когда-то. Чувствуешь?

— Чувствую, — соврал Илларион. Никакого праздника у него в душе не было. Встретить своего бывшего ученика и боевого товарища было, конечно, приятно, но ученики во все времена отказывались понимать одну истину: их у учителя сотни, в то время как учитель у каждого из них всего один. Со времен Афганской войны через руки Забродова прошло столько курсантов, что он давно потерял им счет. А сколько их не вернулось с больших и малых войн, за эти годы! Невысокий гибкий крепыш, сидевший напротив с рюмкой в руке, когда-то, как и сам Забродов, принадлежал к элите великой армии. На мгновение Иллариону показалось, что лицо Игоря Тарасова меняется, приобретая новые черты и совсем другое выражение, словно на него, как на экран, проецируются портреты всех, кого он когда-то знал, от генералов до рядовых. «Старею, — подумал Забродов. — Выпил двести граммов и окосел, привидения мерещатся…» Он знал, что обманывает себя, и, чтобы заглушить горечь, поднявшуюся со дна души, предложил:

— Давай по последней, сержант.