— Ну, они-то у нас всепогодные, — со вздохом возразил Амелин. — Как бомбардировщики.

— Может, тебе того… — Сорокин неопределенно покрутил в воздухе ладонью. — Может, помощь требуется?

— Материальная, — немедленно отреагировал Амелин. — В размере восьми миллионов долларов.

— Ладно, — сказал Сорокин, — как знаешь. В этих делах и правда каждый сам за себя.

— По крайней мере с тех пор, как упразднили парткомы, — подхватил Амелин. — Наша служба и опасна, и трудна… А можно, я с вами вместе шарики побросаю?

— Приходи со своей бумагой, — ответил Сорокин. — Ну, так что там у тебя?

Тема личных неприятностей майора Амелина и полковника Сорокина была закрыта. Амелин наконец-то закрыл за собой дверь, пересек кабинет и подсел к Т-образному полковничьему столу, заставив висевшую над ним дымовую завесу слегка раздаться в стороны.

— Я просмотрел сводки за последние два дня, — сказал Амелин. — Есть такое дело.

— Опять? — обреченно спросил Сорокин. — А ты уверен?

— Стопроцентной уверенности, конечно, быть не может, но почерк тот же. Одиннадцатый этаж, форточка, следы на подоконнике. Соседи сверху весь вечер были дома. Клянутся, что ни от них, ни с крыши никто не спускался. Собственно, на крышу проникнуть там невозможно. Все чердачные люки перекрыты решетками, замки в полном порядке. Районные сыскари в полном обалдении. Получается, что он залез туда прямо по стенке.

— Одиннадцатый этаж, — напомнил не то ему, не то себе Сорокин. — Ни фига себе! Балконы? — спросил он со слабой надеждой.

— До ближайшего метров восемь, — ответил Амелин.

— А дверь?

— Дверь, конечно, нараспашку. Не полезет же он, в самом деле, обратно по стенке со всем этим добром.

Но следов взлома никаких. Нет, это, конечно, форточник. Но вот как он туда забирается, черт бы его подрал?

— Много унес? — спросил Сорокин.

— Не много, но дорого. В общем, тысяч на двадцать. — Долларов, конечно.

— Губа не дура, — проворчал Сорокин.

— Квартиры выбирать он умеет, — согласился Амелин. — Скорее всего, работает по наводке, Сорокин, морщась, потушил в переполненной пепельнице окурок, с сомнением покрутил в пальцах сигаретную пачку и раздраженно бросил ее на стол.

— Соображения есть? — спросил он.

— Да какие тут могут быть соображения? Это Копперфилд какой-то. Или этот… как его… в общем, француз один, его по телевизору показывали пару лет назад.

Скалолаз. Ползает по камням, как муха, безо всякого снаряжения. На козырьки забирается на одних пальцах, почище любой обезьяны.

Сорокин поморщился. Ему вдруг припомнилась книжка про то, как обитатель четвертого тысячелетия космической эры швырялся в чернильницу бумажными шариками.

— Беллетристика, — с отвращением сказал он. — Библиотека приключений и фантастики. Цирк. И даже не цирк, а балаган — с бородатыми женщинами и человеком-мухой. Несерьезно это, майор.

— Да почему же несерьезно? Наши высотки — это вам не Эверест какой-нибудь. Особенно сталинские.

По ним же карабкаться — одно удовольствие.

Сорокин высоко поднял левую бровь.

— Я имею в виду, для человека с соответствующей подготовкой, — быстро поправился Амелин. — Скажете, мало у нас таких?

— Урка-скалолаз, — с сомнением предположил Сорокин.