Лестничная клетка. Товарищ, пятясь, по ней скатывается. Он в современном костюме.

Поэт, один в своей комнате. Он смотрит на дверь, улыбается, пожимает плечами, снимает парик, бросает его на вешалку, и тот повисает на крючке. Поэт идет к туалетному столику.

Над металлической стойкой для таза и мыльницы, вращается голова — скульптура в том же стиле, что «возничий». Белый каркас вращается, подвешенный на нитке, и, вращаясь, комбинирует объемами.

Таз крупным планом. Поэт погружает в него руку. Пузыри и шум пузырей. Мы видим, что пузыри в тазу поднимаются изо рта, приоткрытого в правой ладони — как рана…

Поэт, по пояс. Он вынимает руку из таза и разглядывает ее…

Ладонь (крупным планом), на которой рисованный рот.

Он подходит к окну, чтобы яснее увидеть.

Текст. Выйдя из картины, в которой голая рука подхватила его, как проказу, утопленный рот угасал, казалось, в ярком световом кружке.

Мы видим, что рука актера превратилась в гипсовую руку автора. Рот на ладони приоткрыт и из него течет вода. Рот окружен, как будто помертвевшей плотью, ярким световым кружком.

В углу комнаты, справа у окна, поэт стоит, прислонившись к стене и с отвращением разглядывает руку. Такое выражение лица бывает у человека, который обнаружил у себя проказу. Он трясет рукой, пытаясь стряхнуть это чудище. Но рот не исчезает. Он говорит. И говорит он: «Воздуха!» Поэт подносит ладонь к уху. Рот шепчет: «Воздуха!» Мы видим гипсовый затылок и гипсовую руку там где были затылок и рука актера. Рука. На ней рот, нарисованный черным. Губы приоткрываются, и снова раздается: «Воздуха!»

Поэт (общий план) направляется к окну. Он разбивает стекло каблуком. Просовывает руку через разбитое окно и дает рту подышать. Отдергивает руку. Смотрит на ладонь. Мрачно смотрит влево. Устремляется к двери и свободной рукой закрывает ее на ключ.

Возвращается к окну, закрывает глаза, подносит ладонь ко рту и прижимается губами к губам.

Кружится на месте, будто слегка пьяный, с ладонью, прижатой к лицу, и падает в кресло, стоящее у круглого стола, покрытого грязным ковром. Старые газеты. Керосиновая лампа. Зеленый  абажур.

Крупным планом ладонь поэта. Она дрожит и опускается к шее. Следим за рукой. Ладонь ласкает плечо, опускается к левой груди. Мы идем по мокрому следу, который она оставляет. Ладонь опускается и выходит из кадра.

Из-за спинки кресла переходим к крупному плану опрокинутого лица. Волосы свисают. На веках нарисованы широко открытые глаза.

Наплывом — маска, с одной стороны белая, с другой черная — она механически вращается на стержне.

Голос автора. Наутро…

Аппарат, сверху вниз, весьма издалека и в утреннем освещении показывает стол, за которым уснул поэт. Его голова профилем лежит на руке. Ладонь открыта. Звуки: ласточки, гудящий поезд. Петухи.

Текст (почерком автора). Сюрпризы съемок, или как я попал в ловушку собственного фильма. (Подпись автора.)

Аппарат показывает крупным планом спящего поэта, который превратился в автора из гипса, склоненного к гипсовой руке, с открытой гипсовой ладонью. А на ладони рот. Он спит и видит сон. Тихонько посапывает. Бормочет бессвязные слова.

Поэт просыпается. Снятый с другой стороны, он стоит к нам спиной, а на некотором расстоянии, между окном и туалетным столиком — гипсовая статуя женщины, без рук, задрапированная гипсом и в натуральную величину.