Возможно, набросок является фрагментом неизвестной нам в полном виде первоначальной редакции «Противоречий». В таком случае он должен быть датирован 1847 годом. Эта дата подтверждается содержащимися в тексте параллелями между предстоящими горестями бедняка, который отваживается иметь семью, и бедствиями Ирландии. С начала 1847 года «ирландский вопрос», в частности вопрос о быстром росте ирландского народонаселения, оживленно обсуждали в русской журналистике в связи с выходом в свет двухтомной монографии Густава де Бомона («De l’Irlande sociale, politique et religieuse», Paris, 1846). Так, в февральском номере «Отечественных записок» за 1847 год была помещена вторая статья В. Л. Милютина, из цикла «Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции», почти целиком посвященная Ирландии. В мартовском и апрельском номерах того же журнала на «страшное положение рабочего класса в Ирландии» указывал В. Майков. О «бедности ирландского народа» говорилось и в третьем номере «Современника» (см. «Современные заметки», стр. 50–55).
Набросок интересен также тем, что в нем появляется «предусмотрительный» Николай Иванович, рекомендующий другу вначале «обсудить положительно, принесет ли вам известное действие пользу, и какую именно». Этот образ был развит Салтыковым в повести «Брусин».
При жизни Салтыкова не публиковалось. Впервые напечатано в Полном собрании сочинений Салтыкова-Щедрина, т. I, М. 1941, стр. 369–373.
Автограф (черновой) хранится в Пушкинском доме. Рукопись не озаглавлена и не датирована.
В настоящем издании воспроизводится по тексту рукописи.
Первые строки наброска <«Будь добронравен…»> и повести «Запутанное дело» почти совпадают, отличаясь лишь мелкими стилистическими деталями. И тут и там повествование ведется об одном и том же герое — Иване Самойлыче Мичулине.
Набросок можно рассматривать и как раннюю, более распространенную редакцию начала «Запутанного дела», и как этюд, имевший самостоятельное значение и лишь потом использованный для нового замысла.
Стиль наброска выдержан в типично гоголевских патетико-иронических интонациях. Вместе с тем здесь проступает и воздействие романа Гончарова «Обыкновенная история». Влияние Гончарова ощущается и в сцене прощания Мичулина с родителями, и в описании родительских наставлений, перекликающихся с советом Анны Павловны Адуевой «смиряться перед господом богом» и надеждами ее на блестящую женитьбу сына, и в повествовании о романтических грезах Мичулина, напоминающих иллюзии Александра Адуева.
Мичулина из наброска <«Будь добронравен…»> Салтыков отнес к разряду юных Дон-Кихотов, заявив о намерении рассказать о них «довольно курьезную повесть». Это заявление было повторено и в заключительной фразе, впоследствии вычеркнутой. Вслед за словами: «Но здесь занавес опускается…» — Салтыков писал: «Когда-нибудь автор расскажет похождения своего юного Дон-Кихота, но когда придет это «когда-нибудь» и придет ли оно когда-нибудь — неизвестно, тем более что обстоятельство это требует, чтобы об нем много и сильно подумать…» Возможно, что замысел такой повести был связан с выступлением Белинского против многочисленных «русских Дон-Кихотов», которые «умны, но только в сфере мечты», «способны к самоотвержению, но за призрак», которым «все доступно, кроме одного, что всего важнее, всего выше, кроме действительности».
При жизни Салтыкова не публиковалось. Впервые напечатано в Полном собрании сочинений Салтыкова-Щедрина, т. I, М. 1941, стр. 377–379.
Рукопись, хранящаяся в Пушкинском доме, представляет собою беловой автограф третьей сокращенной редакции повести или рассказа «Брусин». |