Изменить размер шрифта - +

 

«Старуха… Что я буду делать со старухой??!» – Восхитительная – в своей откровенности – формула мужского.

 

 

 

«Зачем старухи одеваются? Это бессмысленно! Я бы заказал им всем одинаковый… „юниформ“, а так как они все богаты, я бы создал кассу, из которой бы одевал – и очень хорошо одевал бы! – всех молодых и красивых».

 

– Не мешай мне писать о тебе стихи!

 

– Помешай мне писать стихи о себе!

 

В промежутке – вся любовная гамма поэта.

 

 

 

Третье лицо – всегда отвод. В начале любви – от богатства, в конце любви – от нищеты.

 

 

 

История некоторых встреч. Эквилибристика чувств.

 

 

 

Рассказ юнкера: …»объясняюсь ей в любви, конечно, напеваю…»

 

 

 

Любовность и материнство почти исключают друг друга. Настоящее материнство – мужественно.

 

 

 

Сколько материнских поцелуев падает на недетские головы – и сколько нематеринских – на детские!

 

 

 

Страстная материнская любовь – не по адресу.

 

 

 

Там, где я должна думать (из-за других) о поступке, сочинять его, он всегда нецелен – начат и не кончен – не объяснит не мой. Я точно запомнила А и не помню Б – и сразу, вместо Б – мои блаженные иероглифы!

 

 

 

Разговор:

 

Я, о романе, который хотела бы написать: «Понимаете, в сыне я люблю отца, в отце – сына… Если Бог пошлет мне веку, я непременно это напишу!»

 

Он, спокойно: «Если Бог пошлет вам веку, вы непременно это сделаете».

 

 

 

О Песни Песней:

 

Песнь Песней действует, на меня, как слон: и страшно и смешно.

 

 

 

Песнь Песней написана в стране, где виноград – с булыжник.

 

Песнь Песней: флора и фауна всех пяти частей света в одной-единственной женщине. (Неоткрытую Америку – включая.)

 

 

 

Лучшее в Песни Песней, это стих Ахматовой:

 

         «А в Библии красный кленовый лист

         Заложен на Песни Песней».

 

«Я бы никогда не мог любить танцовщицы, мне бы всегда казалось, что у меня в руках барахтается птица».

 

 

 

Вдова, выходящая замуж. Долго искала формулу для этой отвращающей меня узаконенности. И вдруг – в одной французской книге, очевидно, женской (автора «Amitiе amoureuse»[8 - «Любовная дружба» (фр.).]) – моя формула:

 

«Le remariage est un adult?re posthume»[9 - Второй брак – это посмертный адюльтер (фр.).].

 

– Вздохнула!

 

Раньше все, что я любила, называлось – я, теперь – вы. Но оно всё то же.

 

Жен много, любовниц мало. Настоящая жена от недостатка (любовного), настоящая любовница – от избытка. Люблю не жен и не любовниц – «amoureuses».

 

Как музыкант – меньше музыки! И как любовник – меньше любви!

 

 

 

(NB! «Любовник» и здесь и впредь как средневековое обширное «amant».

Быстрый переход