Изменить размер шрифта - +
Однако: никто не может даже при самой бурной фантазии представить себе такое положение, в котором Пруссия могла бы снова возродиться к жизни, и никто не может поэтому желать возрождения Пруссии столь же искренне, как многие желали воссоединения Германии. Воссоединение можно было представить, даже когда оно порой казалось недостижимым, но возрождение Пруссии — нет. Пруссия мертва, а мертвых нельзя вернуть к жизни.

Вместо этого мы можем сегодня нечто другое. Мы можем с расстояния лучше познать особенности, да и своеобразие этого ушедшего государства (которое было искусственным образованием, можно также сказать: произведением искусства), как например оно вообще могло стать возможным в свое время. Мы можем теперь его историю, которая завершена и находится перед нами, освободить от легенд, созданных самим же государством еще при его жизни: от позолоченной легенды о Пруссии, которая для объединения Германии всегда несла бремя своей миссии, и этой миссии всегда сознательно служили прусские короли и, пожалуй, и бранденбургские курфюрсты; и равным образом от черных прусских легенд, в которых Пруссия изображалась не иначе, как грабительское милитаристское государство, а во Фридрихе и в Бисмарке видели не кого иного, как предшественников Гитлера. Оба взгляда являются чистой пропагандой. Один был пропагандой националистов 19 века, которые хотели приспособить Пруссию для своих целей; другой — уже в 18 веке — пропагандой соседей Пруссии, которые находили в этом зловещем новичке угрозу своему спокойствию или даже своему существованию.

Сейчас, поскольку от Пруссии больше никто ничего не ожидает и не боится ее, наступило время освободиться от этих пережитков прошлого. У Пруссии не было никакой германской миссии; наоборот, распад Империи был временем подъема Пруссии; а непосредственной причиной смерти Пруссии было то, что ей была навязана германская миссия. Что долгое время вызывало беспокойство и ощущение опасности у ее соседей, так это в меньшей степени ее милитаризм, а в большей степени качество ее государственности: ее неподкупные власти и независимая юстиция, ее религиозная терпимость и просвещенное образование. В своей классической эпохе, 18 столетии, Пруссия была не только новейшим, но и современнейшим государством Европы. Её кризис начался тогда, когда французская революция обогнала ее в современности. С этого времени проявляются слабости прусской государственной конструкции и начались поиски новой легитимности, которые в конце концов окончились триумфальным самоубийством.

Прусская история — интересная история, еще и сегодня и именно сегодня, поскольку мы знаем ее конец. Она медленно разворачивается, происходит её медленное становление, и она медленно завершается продолжительным умиранием. Но между этими вехами лежит великая драма; если угодно, великая трагедия — трагедия государства чистого разума.

 

Глава 1. Долгое становление

 

 

Три модели восточной колонизации

 

Политика царствующего дома Гогенцоллернов

 

Трагедия Великого Курфюрста

 

Как Пруссия получила свое имя

Предыстория Пруссии долгая, много столетий, и она гораздо дольше, чем ее история. Где же ее начало? Лучше всего, пожалуй, начать с наименования "Пруссия", которое дважды претерпело поразительные изменения значения.

Сначала это было название небольшого языческого народа у Балтийского моря, о происхождении и истории которого почти ничего не известно; затем, после того как этот несчастный народ весьма насильственными методами был обращен в христианство Немецким Рыцарским Орденом, и в процессе этого его численность уменьшилась во много раз, завоеватели присвоили себе имя покоренных — необычное, редкое в истории явление. Орденское государство стало известно под именем "Пруссия", а немецкие и славянские колонисты, которых Орден приводил в страну и которые постепенно смешивались с остатками прежних пруссов, стали называть сами себя пруссами: Восточные пруссы или Западные пруссы, в зависимости от того, проживали ли они к востоку или к западу от устья Вислы.

Быстрый переход