Или только показалось?
– Только одно: вы должны доказать, что имеете право на получение этого документа. После этого дубликат вам выпишут в течение получаса. Архив сегодня открыт, так что сложностей не будет. Итак?
Андрей молча протянул главврачу папку с заготовленными документами. Лев Яковлевич читал каждую бумажку так долго, словно текст был написан по меньшей мере иероглифами. Наконец он поднял голову и выстрелил в Андрея ярким залпом из своих светлых пронзительных глаз.
– Правильно ли я понял из представленных документов, что вы являетесь сыном Олега Петровича Личко?
– Да, правильно.
– И судя по тому, что ни вы, ни ваша матушка сюда никогда не приезжали…
– Да, верно. До семнадцати лет я вообще не знал, что мой родной, или как теперь принято говорить, биологический отец находится в психиатрической больнице.
– Позвольте полюбопытствовать, а что вы о нем думали? Где он, по-вашему, находился? Вам рассказывали, что он летчик-испытатель и героически погиб при выполнении государственного задания?
Ну вот, со скукой подумал Мусатов, сейчас начнется лекция о том, что не знает только тот, кто не хочет знать, и как нехорошо бросать больного отца и ни разу его не навестить.
– Мне говорили, что я рожден вне законного брака и никаких сведений о моем отце мама не имеет. До определенного момента мама даже имени его не называла. То есть до девяти лет у меня было отчество «Олегович», но фамилии отца я не знал, потом меня официально усыновили и я стал «Константиновичем».
– И когда же, позвольте узнать, наступил этот «определенный момент»?
– Когда мне было семнадцать лет. Я случайно нашел свидетельство о разводе матери с Олегом Петровичем Личко. Послушайте, Лев Яковлевич, я догадываюсь, что вы собираетесь мне сказать. С тех пор прошло тринадцать лет, Олег Петрович Личко, возможно, был еще жив, когда я узнал о его существовании, но я не пытался его увидеть, навестить в больнице…
– Голубчик вы мой, Андрей Константинович, – рассмеялся Юркунс, – да вы посмотрите на меня! Вы видите, сколько мне лет? Если не видите, то я вам сам скажу: семьдесят восемь. В этом году исполняется ровно пятьдесят пять лет, как я в психиатрии. Неужели вы думаете, что мне нужно объяснять подобные вещи? Да ни боже мой! Быть сыном человека, которому выставлен серьезный диагноз из нашей сферы – мало приятного, а уж быть сыном убийцы – и того хуже. Тем более вы этого маньяка-убийцу не помните, вы ведь были совсем крохой, когда он исчез из вашей жизни. Он вас не растил, не воспитывал, не водил вас в зоопарк и не брал с собой на рыбалку, не делал вместе с вами ваш первый скворечник и не ругал за первую «двойку» по поведению. Я все это прекрасно понимаю, и у меня и в мыслях не было читать вам мораль. У меня к вам только два вопроса. Вы позволите?
– Конечно, – кивнул Андрей, расслабившись.
Ну вот, лекция на морально-этические темы отменяется, уже хорошо. И этот Лев Яковлевич Юркунс, судя по всему, не сомневается в том, что Андрей Мусатов – сын Олега Петровича Личко и имеет полное право на получение дубликата свидетельства о смерти. Тоже хорошо. Архив сегодня открыт, и это просто прекрасно. Можно считать, что сегодня ему, Андрею Мусатову, повезло, а потому вполне можно ответить на любые вопросы главврача, даже если их будет не два, а больше.
– Вопрос первый: зачем вам свидетельство о смерти? Возникли вопросы с наследством?
– Да бог с вами! – Андрей искренне расхохотался. – Я оформляю визу в США, меня посылают на пять месяцев на стажировку…
– Все-все-все, можете не продолжать, – замахал руками Юркунс. – Вся эта кухня мне прекрасно известна. Множество моих коллег выезжало в Штаты как по частным приглашениям, так и по деловым, и каждый раз начиналась эта безумная морока. |