— Я тоже, — признался Марко. — То есть не боялся, а ждал… А как плечо? Не болит?
— Нисколечко! И теперь долго не будет болеть… Может быть, больше никогда.
После того случая Марко и Юнка вели себя по-прежнему. Здоровались утром, но потом не подходили друг к дружке. Марко опять сдерживала дурацкая стеснительность, а Юнку… ну, кто знает, что чувствовала Юнка.
А в субботу после уроков она подошла и обыкновенно так, будто лишь недавно беседовали, сказала:
— Конек, у меня есть билет на завтра в Детский дворец искусств. Там праздник «Приход весны». Будут всякие выступления, и наша труппа тоже…
— И ты будешь?!
— Ну… чуть-чуть. Пойдёшь?
— Ладно!.. То есть спасибо.
ТЕЛЕСКОП
Вместо дурацкого лицейского сюртука Марко надел черную вельветовую рубашку с нашивкой-корабликом и белым воротничком. Давнюю. От нее пахло водорослями Тарханайской косы.
Дядюшка отвез его к Дворцу на своем «Шевроле» (было далековато).
— Спасибо, дядя Гера! Обратно я сам…
Юнка встретила его у входа. Сунула еще один билет.
— Это мой. Место рядом с твоим, никому не давай садиться, говори, что занято. — И убежала в служебную дверь.
Марко разделся, прошел в зал, места оказались в первых рядах. Он сел, вдыхая театральные запахи.
Ждать пришлось недолго. Труппа театра имени Гоголя выступала первой — сразу после нескольких праздничных речей (о том, что скоро весна, и о том, как счастливы дети Независимых Южных Штатов). Давали сцену из «Принца и нищего». Были эти принц и нищий крупноваты и толстоваты — наверно, их взяли на такие роли, потому что очень похожи друг на друга. Да Марко на них почти и не смотрел. Смотрел на Юнку. Она играла мальчишку-пажа из королевской свиты. Роль самая второстепенная, но у Юнки паж получался живой такой, вертлявый, то и дело нарушающий придворный этикет. Ему (то есть ей) хлопали. Марко, наверно, больше всех…
Несколько раз Юнкино место хотели занять всякие посторонние, но Марко решительно говорил:
— Извините, занято.
Его слушали… Потом опустился занавес, и сразу примчалась Юнка. В своем театральном наряде. Никого это не удивило, потому что в зале было немало ребят в карнавальных костюмах. А еще — всякие пестрые танцоры из детских ансамблей.
Юнка откинулась в кресле, дрыгнула обтянутыми красным шелком ногами и дурашливо сообщила:
— Ну, ничего у меня не получается на сцене…
— Наоборот! Во как получается! — Марко вскинул большой палец, будто Цезарь, дарующий жизнь гладиаторам.
Юнка мотнула рыжими волосами и пером на берете.
— Ты меня утешаешь из великодушия… из рыцарских чувств.
— Я не рыцарь, я «конек», — сказал Марко.
— Рыцарь с морским коньком на щите, — уточнила Юнка.
Это понравилось Марко. Он стал думать, что ответить, но тут сзади добродушно попросили:
— Хлопец, сними свою чепу, перо закрывает полсцены.
Юнка не стала уточнять, что она не «хлопец», только строптиво заметила:
— Там еще нечего смотреть. Занавес…
— Мальчик, не спорь со старшими, — хихикнул Марко.
Юнка сняла бархатную «чепу», мазнула Марко пушистым пером по носу, надела берет на вздернутое колено. «Всё еще не вышла из роли», — подумал Марко. Поднялся занавес, и мальчики в белых атласных рубашках запели «Аве Мария». У Марко всегда при этой мелодии холодели щеки. Юнка тоже притихла…
Потом было много разных номеров: и хоровые выступления, и отдельные певцы, и танцы. |