— вспомнил Марко.

А почему только мальчики? Девочек вон сколько…

Не очень складно, зато справедливо. А ещё справедливее, чтобы все вместе:

Бронзовые икры, локти, спины и плечи в самом деле отражали «щит златокудрого Феба». Многие из мальчишек были полуголые, только в белых тряпицах на бёдрах. Тощие и смуглые, как Икира.

Марко подумал про Икиру, и тот сразу появился рядом. На плече его белел приклеенный пластырем ватный тампон. Это ударило по Марко резким толчком страха. Но Икира был резв и беззаботен. Радостно блеснул фиолетовыми глазами:

— Ура, я успел!

Но тут же огорчился:

— Нет, не успел. Не за что ухватиться…

Дело в том, что ведущие к змею шнуры были схвачены-перехвачены сотнями ребячьих пальцев. Вплотную. Нет места, чтобы кому-то ухватится ещё. А ведь Икире так хотелось подержаться за нить чудесного змея, ощутить его трепет, вобрать его волшебную силу…

— Подождите, — сказала Девочка. И стала быстро пробираться к ближнему шнуру. На неё оглядывались недовольно, однако, не спорили. Видимо, здесь не любили ссор. Девочка что-то проговорила на незнакомом языке. После её слов ребята начинали улыбаться, раздвигались. Между сомкнутыми пальцами двух мальчиков Девочка пропустила конец своей скакалки. Затянула узелок. Отступила, вытягивая шнур-прыгалку за собой. Дала свободный конец Икире.

— Держи крепко…

— Да! — просиял он.

Змей, сияя белизной и стрекоча, стал быстро уходить в синеву древнего неба. Шнур в пальцах Икиры натянулся и начал скользить, делаясь всё длиннее.

А Марко вдруг понял, что сон сейчас кончится. Он хотел ухватить Девочку за руку, но всё стало таять, угасать…

Марко проснулся без печали. Ни о чём не жалея. Полежал, не открывая глаз и улыбаясь. Сквозь опущенные веки просачивалось утро. Он подумал, что надо посмотреть: вдруг ножка малютки Прыгалки выросла хотя бы чуть-чуть. После такого сна всё возможно!

Он придвинул к лицу сжатые пальцы и… понял, что ножки в кулаке нет.

Её не было нигде. Ни на подушке, ни в складках скомканной простыни. И под подушкой не было. И под лежаком… И во всей хижине её не было — ни на полу, ни на фанере с мозаикой, ни под ней… Ни на подоконнике, ни внутри тумбочки, ни на полке с книжками… Ну что она, растаяла, как льдинка?

Тоска и страх вернулись к Марко. То, что случилось, было не просто потерей. Это было предсказанием беды… Может быть, не стоило отдавать Кранцу джольчик?

Марко — встрёпанный, в одних плавках — выскочил на двор, обошёл вокруг хижину. Словно ножка Прыгалки могла сама собой ускакать наружу и затеряться в лебеде и сурепке. Коварно проросшие среди мирной травы «тараскины слезы» цапнули его за ногу. В другом случае Марко завизжал бы и запрыгал, как на сковородке. А сейчас только стиснул зубы: «Так тебе и надо…»

Он вернулся в хижину, сел на постели, упёрся локтями в колени, ладонями обхватил щеки…

Ну почему всё так получается?.. Может быть, он в чем-то виноват?

Марко услышал, как вошла Женя. Но не поднял лица. Ожог на ноге горел так, что выжимал слезы. Да ожог ли?

— Маричек, ты чего такой? Сидишь голый, взъерошенный?

У Марко толкнулась догадка!

— Женька, это ты спрятала ножку?

— Какую ножку?

— Прыгалкину ногу! Её нет нигде… Я подумал: вдруг ты подобрала на полу и положила куда-то…

— Маричек, я… нет. Зачем бы я… А ты везде хорошо посмотрел?

Марко снова обмяк.