На столе, под яркой бестеневой стационарной лампой‑«осьминожкой», лежала молодая женщина. Глаза у нее были открыты, но она была неподвижна, как труп. Только цифры на дисплее наркозного аппарата да постоянное попискивание свидетельствовали о том, что пациентка, окруженная шестью медиками в операционной, еще жива.

Имран Патил, врач‑стажер, наблюдал за Россом, изучая его технику. Увидев, что у хирурга заканчивается нить, операционная сестра без единого слова передала ему новую. Все шло именно так, как любил Росс: по старинке, когда операционная сестра всегда была наготове, когда они все стояли наготове: операционная сестра, анестезиолог, ассистент оперблока. Необходимо, чтобы во время операции все работало как часы. Иерархия. Дисциплина. Как на военном корабле.

И хорошенькие сестры.

Россу нравилось окружать себя красивыми молодыми лицами; флирт его взбадривал. Однако дальше флирта никогда не шел – ему было неинтересно.

В операционной раздались звуки Второго Бранденбургского концерта. Росс проткнул иглой тонкий лоскут кожи, отсеченный несколько минут назад от бедра молодой женщины; затем игла прошила толстый валик рубцовой ткани от ужасных ожогов, покрывавших верхнюю часть туловища пациентки. До пожара, исказившего ее внешность до неузнаваемости, Салли Портер, двадцати семи лет, была довольно красива.

Росс не стал выяснять у пациентки подробности пожара; он знал только, что дело было на яхте. Когда он занимался реконструктивной пластикой, он предпочитал не знать о причинах трагедии, так как знание могло повлиять на ход операции: если оказывалось, что пациент сам виноват в случившемся, сделал глупость – например, плеснул на мангал бензином – или нарочно что‑то поджег, он, Росс, мог разозлиться и сделать свою работу не так хорошо.

Салли Портер навсегда останется для него невинной жертвой. Ей пришлось много страдать; за два года он сделал ей десять операций – возможно, придется оперировать ее еще раз десять, пытаясь, шаг за шагом, вернуть ее к жизни. Росса восхищала ее стойкость, мужество в попытках справиться с несчастьями и осложнениями.

А ей действительно здорово досталось. После одной из предыдущих операций трансплантат не прижился, произошло отторжение, и пришлось бедняжке вытерпеть еще одну, новую операцию. Сегодняшняя операция – повторение той, что он делал полгода назад. Возникла проблема с капиллярным кровоснабжением: вследствие стянутости кожи голова у пациентки постоянно клонилась вперед. Росс вел бесконечную битву, знакомую каждому пластическому хирургу: он стремился воссоздать утраченную красоту, не навредив здоровью пациентки.

Сделав последний стежок, он отступил и кивнул женщине‑фотографу, которая на время операции выходила, но сейчас вернулась в операционную. Та подошла к столу и сделала три снимка его работы. Затем стажер прикрыл края операционного поля полосами марли, и операционная сестра подала Россу аппарат для наложения скобок.

Через двадцать минут Салли Портер осторожно приподняли; под спину ей подсунули специальный щит «Фэтслайд» и на нем перенесли на каталку и выкатили из операционной. Младшая медсестра выключила CD‑плеер, и обстановка в операционной разрядилась. Она стащила с рук Росса латексные перчатки и выкинула их в корзину.

Росс снял маску, развязал тесемки халата и, присев за стол, начал описывать операцию. Врач‑стажер заглядывал ему через плечо. Его прервала молодая сестра, которая держала трубку радиотелефона:

– Мистер Рансом, вас!

– Кто? – раздраженно спросил он. Сегодня у него напряженный график, а на Салли Портер ушло больше времени, чем он рассчитывал. Сейчас половина третьего; очень хочется есть, но времени пообедать, скорее всего, не будет.

– М‑м‑м… – Сестра прикрыла трубку рукой.