Террорист – это он, Столетник, а Евдокимов – милиционер, который его преследует. И попробуй доказать обратное в «свободной зоне», где, как говорил Ваня Кравцов, законы не писаны…
И все же Евдокимов выдохся первым. Добежав до отвесной площадки в стороне от дороги, он повернулся к преследователю лицом:
– Что… сыщик… истекаешь? – осклабился. – Сколько же тебе платят за твои подвиги?..
– За тебя – шесть тысяч баксов…
Прижимая к ране ладонь, он почувствовал, что силы уходят – сказывались усталость и потеря крови; ноги становятся ватными; горячая кровь стекает по ногам…
Евдокимов достал удавку и стал в стойку готовности. Евгений нападать не спешил. За спиной убийцы Павла Козлова зияла черная бездна…
На фоне черного звездного неба спецназовцы в сферах и бронежилетах были похожи на инопланетян. Из «волги» вытащили Грошевскую.
– Корецкий! – крикнул лейтенант, склонившийся над ней. – Свяжись с «Первым», скажи, «вертушка» сесть не может, пусть высылают «скорую»!..
Пятеро, высвечивая путь фонарями, побежали вверх по склону.
Со стороны Дятлова навстречу им мчался автомобиль. В световую полосу фар попал Евгений. Лежа на спине, он зажимал ладонью рану на животе, другой рукой мертвой хваткой держа удавку. Натянутая, как струна, она уходила в пропасть.
– Держи его, москвич! Держи! – на бегу кричал бегущий впереди остальных Кравцов.
– Я держу, держу, Иван, – улыбнувшись, прошептал Евгений.
Кравцов со Ставровым легли по обе стороны от него, подползли к краю пропасти и, ухватив Евдокимова за плечи, втащили на площадку.
Шея его была в петле. Трудно себе это было представить – как Столетнику удалось накинуть петлю на Евдокима. Другой конец плетеного шелкового шнура врезался в мясо на запястье Евгения. Евдокимов был мертв.
– Тю ты, черт твою маму знает, москвич! – сплюнул Кравцов. – А на хрена ты его держал?
– У него… моя зажигалка… осталась… у меня… на катере ее… забрал… подарок невесты…
Кравцов заглянул в его глаза. Они были широко раскрыты и смотрели в небо.
– Слышишь меня, москвич?.. Ты чего это?.. Ты не помирай, не надо!..
Евгений отнял от живота окровавленную ладонь и показал на звезды:
– Смотри, Иван… Рысь…
И закрыл глаза.
3
ГОЛОС ГРОШЕВСКОЙ… и она, и я выросли в детдоме. Отец мой Ярмаш Виктор Пантелеевич уехал на целину по комсомольской путевке, мать нас бросила, к другому ушла. Отец пил, пока не погиб под комбайном. Очень похожи были биографии. Да и внешне тоже… Обе нерусские: я – казашка по матери, она – татарка. Подружились в первый же день, когда пришли сдавать документы. У нее деньги были, шестнадцать тысяч на книжке. Она сняла квартиру в центре. Говорила, не уедет, даже если не поступит. Но сдавала хорошо. Характеры у нас были разные. Она тихоня, а я – оторва. Уже через три дня с мальчиками познакомилась, и ее познакомила. Глебов и Матюшин. Глебов оказался сыном генерала КГБ, жил в «дворянском гнезде» в пятикомнатной квартире… Он уже на второй курс перешел, работал в приемной комиссии. Ну, мы и загуляли!.. У меня сперва две пятерки были, потом – тройка, а на последний экзамен я вообще не пошла – проторчала у него на даче. Влюбилась по уши. Так счастлива была, что все побоку!.. А Матюшин – химик, из университетской лаборатории. Машина у него была старенькая, в наследство от отца осталась. Чем‑то ему Нелька понравилась, не знаю… Да и он ей вроде… А может, квартира? Она ее на год сняла… Короче, дня за два до зачисления мальчики наши приехали к нам в гости на машине этого Матюшина. |