— А что можете сказать об угрозах в ее адрес?

— Ну, «Я убью тебя» — такого, конечно, никто ей не говорил. Но в редакции ее не любили. Я имею в виду верхушку. С рядовыми сотрудниками как раз все складывалось хорошо. Вика, собственно, и отстаивала до некоторой степени их интересы. И интересы учредителя. — Сверчков потянулся к тумбочке, взял какой-то пузырек, вытряхнул таблетку на ладонь, взял ее губами и засосал, откинувшись на подушку.

— А что конкретно предшествовало трагедии? По часам, если можно.

— Я встал в половине восьмого. Так я привык. У меня обычный рабочий график — пятидневка. У нас с другом маленькая фирма по установке домофонов и простейшего видеонаблюдения.

— А почему в рабочий день вы с женой находились дома?

— Грипп. Два дня назад затемпературила Вика, но сегодня почувствовала силы поработать за компьютером. Ну, что еще? — Вдовец вдруг часто задышал, будто ему не хватало воздуха, но быстро «раздышался» и заговорил отрывисто:

— Готовил суп с утра, с фрикадельками. Немного прибрался. Посидел перед телевизором. Все было так тихо, так спокойно. — Сверчков вдруг скривился, его губы задрожали, и мужчина беззвучно заплакал. Епифанов молча ждал. Он знал, что, когда человек начинает плакать после оцепенения, это значит, первый шок проходит. Анатолий Сергеевич вытер ладонями лицо, как умылся, заговорил быстро и сухо:

— Она была все утро в кабинете. Звонила, писала письма по электронке, просматривала договоры, которые все, на ее взгляд, были липовыми. В час я позвал Вику обедать — она еще не хотела. Я один поел супа, покурил на лестнице и решил прилечь почитать. Уже был второй час. У нас звуконепроницаемая дверь в спальне — Вика очень чутко спит. Поэтому тут и окна, и дверь такие. Я заснул. И проснулся будто бы от толчка какого-то. Я ничего не слышал. Такое странное чувство. Страшное. Возможно, отголосок Викиного крика и был тем толчком. Она ведь кричала, так говорила та девушка на улице. — Мужчина сел на кровати, будто пытаясь что-то вспомнить. Что-то важное, ускользающее из памяти. — И я выбежал. И… балкон. Открыт. Я закричал — Вика, Вика, Вика… — Сверчков стал задыхаться, тянуть руки, на лице его появилось выражение ужаса, который он вновь остро переживал.

— Дальше я помню плохо. Выбежал на балкон, посмотрел вниз, но будто ничего не понял. Помню девушку в синей шапке. Вику не помню. Или не могу вспомнить. Как спустился вниз и что делал, тоже не помню. Видимо, кричал, раз вышли соседи.

— Успокойтесь, Анатолий Сергеевич. Довольно. Я думаю, вам необходимо заснуть. И врача я все же вызову.

Когда Епифанов вышел из спальни, его атаковал Валентин:

— Смотрите, что нашел ваш эксперт! — Брат погибшей схватил майора за рукав, потащил к балкону.

— Вот! За плинтус зацепилось несколько шелковых нитей!

Следователь вопрошающе уставился на эксперта Николая Сельванова, молодого тощего парня, похожего на куренка, — с тонюсенькой шеей и острым носом-клювиком. На этом сходство с глуповатой птицей заканчивалось. Сельванов принадлежал к разряду молодых, да ранних.

— Нити явно от халата погибшей. Возможно, ее тащили к балкону, она сопротивлялась, в момент борьбы упала, зацепилась халатом за стык в плинтусе. Кстати, за версию борьбы говорит и домашняя туфля. Одна, вы помните, была у балконной двери, а вторая — вот тут. — Эксперт прошел через комнату, похлопал по красному кожаному креслу. — Под креслом она лежала. Спрашивается, зачем самоубийце разбрасывать туфли? И потом: погибшая не оставила предсмертной записки. Не странно ли для такой… для такой сильной женщины?

Алексей Алексеевич пожал плечами:

— Она была в невменяемом состоянии, по всей видимости.