|
Эдипов комплекс, охватывающий отношение ребенка к родителям, принадлежит к их числу или, вернее, является самым известным примером этого рода. Там, где переживания не укладываются в унаследованную схему, происходит их переработка в фантазии, труд которой было бы безусловно полезно проследить в деталях. Именно эти случаи пригодны для того, чтобы доказать нам самостоятельное существование схемы. Мы часто можем заметить, что схема берет верх над индивидуальным переживанием, как, например, в нашем случае, когда отец становится тем, кто кастрирует и кто угрожает детской сексуальности, несмотря на обратный в остальном эдипов комплекс. Другое ее воздействие состоит в том, что нянька занимает место матери или с нею сливается. Противоречия между переживанием и схемой, по-видимому, поставляют богатый материал для детских конфликтов.
Вторая проблема находится недалеко от этой, но она несравненно более важная. Если принять во внимание отношение семилетнего ребенка к реактивированной первичной сцене, более того, если вспомнить лишь о гораздо более простых реакциях 1½-годовалого ребенка при переживании этой сцены, то будет сложно отмести точку зрения, что к этому у ребенка причастно своего рода трудноопределимое знание, нечто похожее на подготовительную работу к пониманию. В чем это может состоять, у нас нет никакого представления, мы располагаем лишь прекрасной аналогией с далеко идущим инстинктивным знанием у животных. Если бы также и человек обладал таким инстинктивным знанием, то не пришлось бы удивляться, что оно касалось бы прежде всего процессов сексуальной жизни, хотя никоим образом оно не может быть ограничено только ими. Это инстинктивное было бы ядром бессознательного, примитивной душевной деятельностью, впоследствии низлагавшейся и перекрывавшейся разумом человечества, который оно должно приобрести, но очень часто, быть может у всех, сохраняет способность притягивать к себе высшие душевные процессы. Вытеснение было бы возвратом к этой инстинктивной ступени, и, таким образом, человек расплачивался бы способностью к неврозу за свое великое новоприобретение, а возможностью неврозов доказывал бы существование более ранней инстинктивной первой ступени. Значение же ранних детских травм состояло бы в том, что они поставляют этому бессознательному материал, который оберегает его от истощения последующим развитием. Я знаю, что похожие мысли, подчеркивающие наследованный, филогенетически приобретенный момент в душевной жизни, высказывались с различных сторон, более того, я полагаю, что им были слишком готовы отвести место в психоаналитической оценке явлений. Они кажутся мне допустимыми только в таком случае, если психоанализ, соблюдая инстанционный порядок движения, нападет на следы унаследованного, пробравшись через все наслоения индивидуально приобретенного. |
