Иногда его псевдовоспоминания были настолько реальны, что вытесняли истинные; негодование и печаль начинали переполнять его душу, пока он не вспоминал, что грустит о людях, никогда не существовавших. Из-за наркотестирования в нем должен был поселиться гнев, и Холлистер спрашивал себя, не отразится ли это на его миссии. Придет день…
Он сардонически усмехнулся самому себе. Один человек, пойманный планетой у врат Ада, за которым следит самое мощное и жестокое из правительств, охватывающее своей властью весь мир, — и он осмеливается восстать против него!
Вероятнее всего, ему суждено умереть здесь. Экономичные венерианцы переработают его тело с целью получения нужных химикатов, как это происходит и с остальными трупами. Таким будет конец для единицы мироздания, называемой Холлистер.
НЕТ, сказал землянин самому себе, ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ХОТЯ БЫ ПОПЫТАТЬСЯ.
Лагерь Гебхардта представлял собой торчащий выступ радиомачты и ангар, выступающий из подвижного пейзажа скал и песка; все остальное находилось под землей. Когда они приехали, солнце садилось, и была смутно видна неровная линия горизонта, над которой висел огромный кроваво-красный диск. Ямашита и Холлистер по очереди управляли машиной, и землянину эта работа показалась изматывающей; голова у него гудела, когда он ступил, наконец, на твердый пол подземного гаража.
Ямашита повел его в казарму.
— Нас там примерно пятьдесят человек, — объяснял он. — Все мужчины. — Он ухмыльнулся. — Благодаря такому столпотворению система поощрений и наказаний, основанная на увольнительных в город, действует очень эффективно.
Казарма представляла собой длинную комнату с тремя рядами коек, несколькими столиками и креслами; только Гебхардт по рангу имел отдельную нишу, хотя занавески над каждой койкой предполагали некое подобие уединенности. Чтобы как-то оживить это место, на стенах развесили несколько довольно неплохих ярких фресок. Мужчины занимались своими делами: одни читали, другие писали письма, третьи просто болтали или играли во что-нибудь. Здесь был обычный конгломерат различных рас и национальностей, и Холлистер отметил про себя пару интересных метисов; тяжелая работа и скудное питание сделали этих людей меньше ростом, в сравнении со средним американцем или европейцем, но все-таки они выглядели весьма бодрыми.
— Симон Холлистер, наш новый помощник инженера, — громко объявил Ямашита, когда они вошли в комнату. — Только что прибыл с Земли. Теперь вы знаете о нем столько же, сколько и я.
Он плюхнулся на свою койку, а остальные встали и собрались осторожной группой.
— Подойди ближе. Расскажи им все. Рождение, образование, хобби, отношение к религии, сексуальные привычки, интересы, предрассудки — они все равно узнают все о тебе, так или иначе. У нас, черт побери, не так уж много развлечений.
Блондин плотного телосложения подозрительно воззрился на Холлистера.
— С Земли? — переспросил он медленно. — Помнится мне, вот уже тридцать лет оттуда не было новых людей. Чего тебе надо? Зачем было приезжать сюда?
— Мне так захотелось, — огрызнулся Холлистер. — Этого достаточно!
— Значит, перед нами тупоголовый сноб, верно? Мы слишком хороши для вас, сэр, я так полагаю.
— Расслабься, Сэм, — прозвучал чей-то голос сзади.
— Да-да, — усмехнулся негр, — он ведь может стать твоим начальником… ты же знаешь.
— Неужели? — возмущенно произнес блондин. — Я здесь родился, учился, изучал всю подноготную воздуха двадцать лет, а этот самодовольный бык приходит и в первый же день забирает у меня…
Холлистер как будто разделился — одна его часть механически зафиксировала, что венерианцы используют термины «год» и «день» для обозначения таких периодов их жизни, один из которых короче, а другой длиннее в сравнении с земными. |