12. Можно утверждать, что успехи пациентки связаны с повышенным вниманием к ней. Однако, хотя многочисленные родственники, друзья и члены семьи с самого начала болезни уделяли ей особое внимание, это не предотвратило развитие вегетативного состояния. Кроме того, она получила высококвалифицированное медицинское обслуживание и уход. Но все это было основано на заботе, сочувствии, страхе и беспокойстве, готовности прийти на помощь и на отношении к ней как к беспомощному и безнадежному инвалиду, несмотря даже на то, что ее парез уменьшился. Такое внимание всегда сопровождалось сочувственными и подбадривающими уверениями и, следовательно, воспринималось ею как фальшивое, притворное, выражающее только пожелания других лиц. Все это, хотя и ненамеренно, подчеркивало ее инвалидность. Интеллектуальные способности пациентки позволяли ей понимать фальшь таких заверений, а сочувственную озабоченность воспринимать как подтверждение того, что ее ожидает полная инвалидность. Как уже автор говорил в самом начале, у нее была степень доктора наук и она обладала высоким интеллектом.

План терапии, составленный автором для нее и описанный им в данной работе носил совершенно противоположный характер. Автор не проявлял ни страха, ни озабоченности, ни тревоги, ни сочувствия. Он только требовал сотрудничества и твердого обещания полного подчинения. Вместо великодушия и сочувствующих уверений автор давал ей непонятные задания и намеренно изобретал ситуации, которые вызывали чувство расстройства, сопровождаемое сильными эмоциями мотивирующего характера, а не безнадежного отчаяния, ее не заставляли говорить, а создавали ситуацию, которая легко приводила к непроизвольным идеомоторным действиям и, что весьма вероятно, к подсознательной речи. У пациентки намеренно вызывали протест и гнев, что заставило пациентку в целях самозащиты стараться получить какое-то удовлетворение обычных, законных и разумных желаний и забыть об отчаянии. Например, когда ей давали морковь вместо банана, это не только вызывало ярость, но у нее повышалось желание заговорить и потребность преодолеть свою беспомощность, так чтобы она могла отомстить хоть как-то, что позднее она и делала. Однако ее не просили начать говорить, чего, как она знала, она не могла. Вместо этого создавалась ситуация, которая через силу и напряженность ее эмоций вынуждала ее искать какие-то средства и меры удовлетворения ее желаний и потребностей. Ее также не заставляли учиться делать шаг назад, не падая. Вместо этого было хорошо использовано ее материнское побуждение защитить вторую сиделку от недовольства автора, связанного с ее относительным неумением танцевать. (Постгипнотическое внушение, сделанное автором сиделке, создавало у нее некоторую неуклюжесть в танцах.) Следовательно, умение делать шаг назад легко и свободно составляло только незначительную и неопознанную часть ее эмоциональной связи с этой юной девушкой.

Таким же образом, в одновременном письме правой и левой рукой, особенно предложений, носящих оскорбительный характер для ее личных симпатий, пациентка не смогла узнать одну из форм речевого корректирования ее алексии. Для нее это была механическая задача, многократно повторяющаяся и монотонная, задача, которая инспирировала ее восстать, наконец, против автора и сердито прочесть прямо противоположное тому, что только что, намеренно неправильно, прочел он.

Так же обстояло дело и с другими проявлениями индивидуального внимания, которое она получила. Все они были сознательно и ненамеренно управляемы и направлены на пробуждение любых способностей и всякого рода реакций, которые у нее могли быть или появиться без учета общественных условностей и правил "приличного" поведения, но только такое ответное, реагирующее поведение могло бы привести к восстановлению прежних моделей нормального поведения. Однако характер ее специфических реакций не всегда принимался и не мог быть принят. Ее благополучие было главной целью лечения, а не сочувствие, понимание и даже общепринятые правила приличия.