Тёмно-рыжая, шерстяная, с острыми звериными ушами. Впрочем, Кирилл не назвал бы эту голову собачьей. Тут была какая-то помесь муравьеда со щукой – наивная, нелепая и потому особенно правдоподобная. Думалось: художнику не сложно ведь нарисовать собаку, но если здесь – что-то другое, значит, автор не механически поставил пёсью башку на человеческие плечи, а срисовал это чудище с натуры. Выходит, оно существует в реальности. И золотой нимб казался каким-то воротником-жабо у средневекового барона оборотней.
– Оборотень, – убеждённо сказал Кирилл.
– Анубис, – снисходительно поправил Валерий.
– Гнолл, – хмыкнул Гугер.
Псоглавец опустил длинную, хищную, острую морду и со стены тихо смотрел на людей. Кириллу почудилось, что маленький глаз Псоглавца хранит в себе багровую искорку заката.
– Какую только хрень не нарисуют, – Гугер вставил в рот сигарету и закурил, разрушая гипнотическое оцепенение. – Везде вон нормальные апостолы. Обычные дядьки с обычными черепухами. Нафига этого гнолла намалевали? Ему ещё секиры не хватает. В натуре будет монстрюк типа из «Варкрафта».
Валерий протянул руку и указал на подпись под ногами Псоглавца: «Св. Христофоръ».
– Собачья голова святого – наследие языческих культов, – пояснил Валерий. – Отголосок тотемизма.
– Что такое тотемизм? – тотчас спросил Гугер.
– Почитание животных. Когда какое-нибудь животное объявляют священным, потому что оно покровитель племени. Или прародитель людей. Или после смерти души вселяются в этих животных.
– Как коровы в Индии, – вспомнил Кирилл.
– В образе Псоглавца крещёные язычники просто продолжали почитать своих богов-зверей.
– А какие тут язычники? – не понял Кирилл. – Тут давно уж одни крещёные, фреска – девятнадцатый век.
– Фреске сто пятьдесят лет, а почитание Псоглавца очень древнее. С тех времён, когда христиане крестили язычников.
– А-а…
– Церковь догадалась, что Псоглавец – языческое божество, и при Петре Первом запретила изображение святого Христофора с собачьей головой. Его можно было рисовать только с человеческой. А почти все иконы и фрески или уничтожили, или перерисовали.
– А эта как сохранилась? – удивился Гугер.
– Ну, она вообще не при Петре Первом сделана. Гораздо позже. Понимаешь, тут уже раскольники виноваты. Они же были за всё старое – против новых книг, новых обрядов, новых икон. Крестились двумя пальцами, – Валерий показал Гугеру два пальца, словно Гугер не понимал слов, – а не тремя. Раскольники из принципа продолжали изображать святого Христофора с собачьей головой – как в древности.
– Эта церковь не раскольничья, – сказал Кирилл и кивнул на соседний простенок.
Там на таком же голубом фоне была изображена женщина в ниспадающих одеждах. Под её ногами бежала надпись: «Св. Варвара». Женщина благословляла зрителя тремя пальцами.
Валерий задумался.
– Ну, да, обычная, – кивнул он. – Раскольникам вообще запрещали строить храмы. Но здесь, видимо, просто местный художник на свой страх и риск изобразил святого Христофора так, как принято у раскольников. Лурия же говорил, что в Калитино был местный культ святого Христофора. Деревня-то староверческая.
– А ты откуда всё это знаешь? – с сомнением сощурился Гугер.
– Просто есть такая штука – интернет называется.
Кирилл посмотрел вокруг: тёмная, гулкая кубатура храма, тусклые росписи, красные лучи больного и дымного заката, верещание птиц в листве лип за досками окон. |