— Вот-вот, самое то для поддержки сил!

А сладость шоколадных поцелуев не могла сравниться ни с чем.

Зейна закончила оставшиеся четыре пары крыльев точно в срок. Собственно, сроки и не оговаривались жёстко: в таком особенном, необычном деле не могло быть чётких рамок и норм выработки. Это не фабрика, на которой существовал план производства. Но Зейна сама спешила, выкладывалась, отдавала себя этой работе до изнеможения. Никто не приказывал ей закончить к определённому дню, она просто старалась выполнить задание как можно скорее, и её единственным начальником и контролёром стала её собственная совесть. Это был её священный долг, с которым и речи не могло идти о расхлябанности и расслабленности, «прохладной» работе спустя рукава. Шла война, гремели бои, гибли защитники родины. Крылатые воины были нужны для победы. Ей никто не говорил: «К такому-то числу сделай столько-то пар крыльев». Такого не произносилось, ей сказали лишь: «Мы рассчитываем на вас» — и всё. Но всем было понятно, что это означало: «Разбейся в лепёшку, а сделай». И она разбивалась.

Пользоваться крыльями было очень просто, поэтому инструктаж вышел коротким. Бойцы крылатой эскадрильи вступили в дело, а Зейна получила новое задание: изготовить ещё двенадцать пар. Она это предполагала, догадывалась, что так и случится, а потому не возмущалась и не возражала, просто после небольшого отдыха снова села за холст.

Их короткое счастье подошло к концу: отпуск кончился, и Тина снова отправлялась воевать, а Зейна оставалась здесь, на своей войне у холста. Но её сердце рвалось следом за любимыми синими глазами в небо, чтобы уберечь, спасти...

— Твоя любовь будет меня хранить, — сказала Тина, целуя её.

О, как Зейне хотелось верить в спасительную силу своей любви! Если бы она могла, она бы невидимым щитом окружила Тину и её крылатую машину, но она уже не успевала нарисовать для неё крылья. Крыльев ждала новая, уже утверждённая высшим командованием будущая эскадрилья, а Зейна не могла себе позволить проволочки, задержки и отставания от уже заданного ею самой темпа работы. Груз ответственности лежал на плечах. Она нарисовала для Тины лишь маленький талисман — золотое сердечко.

— Через него ты услышишь меня всегда. Он будет оберегать тебя в небе.

Уже десять пар крыльев для второй эскадрильи были готовы, когда Зейну вдруг окружил звенящий многоголосый гул. Её обступили живые говорящие облака, и ей стало тесно и трудно дышать в их плотном кольце...

Она пришла в себя на полу в мастерской. Кто-то брызгал ей в лицо водой:

— Детка! Родная моя... Я так и знала, что этим кончится.

Руки Зиры перенесли её на кушетку. Человек в белом халате с озабоченным видом изрёк:

— Истощение сил на фоне слишком интенсивной работы.

Доктор выглядел слегка испуганным, как будто за неугодное заключение его могли стереть в порошок. Но, скрепя сердце, он сказал правду: его испепеляли ледяные молнии глаз Зиры.

— Лучший отдых — смена деятельности, — пробормотала Зейна, охваченная обморочным холодком. — Буду признательна господам генералам, если они разрешат мне в качестве такой смены вернуться в небо.

Но вторая эскадрилья «пташек» была ещё не полностью снабжена крыльями — оставались ещё две пары. Их Зейне всё равно нужно было закончить, после чего начальство пообещало рассмотреть вопрос о её возвращении к боевым действиям. Зира, хмуря мрачные брови, проговорила:

— Скажу тебе откровенно, моя девочка: я бы предпочла, чтобы ты работала здесь — конечно, не в столь изматывающем графике. Но, увы, не от одной меня зависит решение по твоему вопросу.