Посмеиваясь про себя, Петрухин прошел вслед за инспектором в милицейскую машину. Внутри сидел второй гаишник – постарше, с лицом крепко пьющего человека. Петрухин сел рядом. Первый гаишник передал второму документы через окно и сказал:

– Девяносто один кэмэ час.

– Гонщик, – одобрительно кивнул второй. Первый отошел, второй заглянул в петрухинские права и сказал:

– Вы, Дмитрий Борисович, нарушили…

– Погоди, старшой, погоди… Тебе это все надо?

– Что? – не понял инспектор.

– Мораль мне читать… бумаги какие-то оформлять. Тебе это надо? – непринужденно и уверенно говорил Петрухин. Он обращался к инспектору на «ты», но это не выглядело хамством.

Напротив – все было совершенно естественно. Оно и не могло быть по-другому, потому что шестнадцать лет своей жизни капитан Петрухин ежедневно общался с такими же сержантами и старшинами. И немолодой пьющий гаишник тоже это почувствовал. Он не перебивал Петрухина, слушал…

– Тебе это надо? – говорил Дмитрий. – Ты же видишь: я не пацан, я трезвый, за рулем больше десяти лет… Улица пустая совершенно. Ну был грех – газанул. Вас не заметил. Вон как вы ловко замаскировались… Давай так – стольник с меня и разошлись краями. Я нормальный мужик, и ты нормальный мужик… Ну что мы будем

кобениться?

В салоне «фердинанда» в это время Зеленцов объяснял Саше и Вите «тактику» Петрухина.

– Эх, молодежь, – говорил Костя. – Митьке… то есть, конечно, Дмитрию Борисычу… нужно законтачить с этими гибэдэдэшниками. А как это сделать? Можно, конечно, просто подойти: здрасьте, я ваша тетя. Но это непрофессионально… А Митька… то есть, конечно, Дмитрий Борисыч – опер. Он контакт грамотно завязывает. Во-первых – естественно: дорога, водитель.

ГИБДД. Нарушение… Повод самый что ни на есть натуральный. Во-вторых, он сумеет расположить гаишников к себе, потому как стимульнет их материально. Взятку еще никто не отменял. А когда один дал – другой взял, то оба повязаны, оба испачканы. Вроде бы пустяк, мелочь. Ну сто рублей даст им Митька…

– То есть, конечно, Дмитрий Борисыч, – вставил Виктор.

Зеленцов хохотнул и сказал:

– Точно – Митька. Ну даст он им сто-двести рублей. Ерунда, мелочь, но уже ясно, что какой-то общий язык есть. Значит, и дальше можно о чем-то договариваться. Понятно?

– А если не возьмут? – спросил Саша.

– Эх, молодежь, молодежь! У тебя, может, и не возьмут. А у меня или у Митьки возьмут… куда они денутся?

– Все опера такие хитрые? – спросил Саша.

– При чем же здесь хитрость? – сказал Зеленцов. – Это, брат, не хитрость, а оперативная смекалка. Так-то, брат… э-эх, молодежь!

Спустя пару минут Дмитрий Петрухин вылез из салона милицейского «жигуленка» и направился к «фердинанду», а его место занял первый инспектор.

– Ну как? – спросил Зеленцов, когда Петрухин сел за руль «фольксвагена».

– Порядок, – ответил Дмитрий, – познакомились.

Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и добавил:

– А сейчас продолжим знакомство… углубим, как говорил один выдающийся политический мудак.

Петрухин сделал пару затяжек, ткнул сигарету в переполненную пепельницу и выскочил из автобуса.

…Инспектор в «Жигулях» увидел, как Петрухин с озабоченным лицом вывалился из-за руля своего «фолькса» и быстро направился обратно.