Надька показала свои стихи Нэлиной маме. Все-таки она редактор, работает в журнале.

Нэлина мама прочитала и сказала:

– Стихи незрелые, но есть темперамент. Энергия. Смелый посыл.

Вот пожалуйста… Чужой человек нашел смелый посыл, а родная мать ничего не находит… Гасит. Тянет за ноги вниз.

Нэлина мама была вдова. Ее муж-летчик исчез при невыясненных обстоятельствах. Самолет перевозил какой-то груз в Африку. И пропал – самолет и экипаж. Может быть, упал в джунгли, их тела съели дикие звери. Никто ничего не знает. Установить не удалось.

Пропавший отец и муж становится легендой семьи, иконой, гордостью. Его портрет с засушенной розой висит на самом видном месте. Нэля проверяла свои поступки мнением отца: это папе бы понравилось. Или – папа так бы не поступил… Отец был ориентир.

А отца, бросившего семью, хочется скрыть, как позор. Надька завидовала, что у Нэли есть ориентир, а у нее нет. Плыла по жизни без руля и без ветрил. Куда занесет, туда и занесет.

Надьку часто заносило на Ленинские горы. Ей нравилось стоять на смотровой площадке и смотреть на панораму Москвы. Москва – большая, необъятная, как планета. А Надька – песчинка. Жалкая половинка. Так хотелось составить с кем-то целое… С президентом, например. Стать первой леди. Или с Онассисом – и положить Москву в карман. Подсвеченные солнцем, плыли лиловые облака, меняя очертания.

Надька боялась возвращаться домой и пошла к Авету. Они вместе поступали и вместе провалились. Друзья по несчастью.

Авет уговорил остаться ночевать, у него была своя комната.

Надька теряла свою невинность очень глупо – и совершенно бесплатно, и безо всякой любви. Этот Авет даже не понял, что она девственница, а утром даже не предложил чаю.

Мать Авета, закопченная армянка, зыркнула глазом. Спросила:

– Что, женилка понравилась?

Надька не знала, как ответить на этот вопрос, и сказала:

– Ну почему? Авет очень хороший юноша…

Что касается женилки – Надька ничего не поняла и ничего не почувствовала толком. Целоваться – и то интереснее.

Надька устремилась к подругам и сообщила сокрушительную новость. Состоялось производственное совещание.

– Просто ты не умеешь, – прокомментировала Нина. – Центр удовольствия находится в мозгу.

Надька вытаращила глаза. Она не представляла себе, как может женилка проникнуть в мозг.

Нина взяла листок бумаги, карандаш, быстро начертила раковину и эрогенные точки. И цифрами поставила: что, где и в каком порядке. Нина была сильна в теории. А может, и не только. Сие тайна, покрытая мраком. Нэля тоже не распространялась на свой счет. Подруги были тихушницы. Дружба, называется.

Дружба для того и существует, чтобы выворачивать душу, как карман. А иначе – какой смысл? Надька была открытым человеком, себе во вред, разумеется…

– У тебя вода в жопе не держится, – замечали подруги.

– А зачем она там нужна? – возражала Надька.

Подруги определились по части образования. Нина поступила в архитектурный, Нэля во ВГИК, на киноведческий, как будто кто-то будет читать ее статьи. И читать не будут, и заплатят кошкины слезы. Выйдет замуж за такого же киноведа, будут разговаривать об умном и питаться магазинными пельменями.

В том же журнале «Америка» Надька прочитала: дочь Онассиса Кристина вышла замуж за русского парня. С ума сойти… Кристина влюбилась настолько, что переехала в Москву и поселилась в четырехкомнатной квартире.