Только не для Маликова. Он быстро сделал эту «общественную работу» своим основным делом и считался в институте незаменимым организатором. Через несколько лет его бы назвали талантливым менеджером, но в семидесятые это слово было еще не в ходу.

А что до цензуры — какая может быть цензура для комсомольских активистов?

У Маликова, одного из первых среди своих сверстников, появился видеомагнитофон: в самом начале восьмидесятых это была страшная редкость. На «видео» тогда ходили как в кино, как в театр — компаниями, договариваясь заранее. Многие устраивали у себя дома платные показы, и молодежь ломилась к кому-нибудь из знакомых в гости на «Крестного отца» или «Последнее танго в Париже», прихватывая с собой выпивку, закуску и по трешечке-пятерочке с носа для гостеприимного хозяина.

Дело, конечно, противозаконное со всех точек зрения, даже если отбросить в сторону чудовищную советскую цензуру, которая невинную «Греческую смоковницу» считала порнографией, достойной нескольких лет тюрьмы, — платные просмотры домашнего «видео» не поощрялись законодательством ни в одной из развитых стран… Поэтому Маликов и несколько его особо приближенных, подвизавшиеся в доживающей последние золотые свои денечки комсомольской народной дружине, не чувствовали ни малейших угрызений совести, разоряя подпольные видеосалоны почти на законных основаниях.

Сказать здесь «почти» — очень уместно: Маликов даже сейчас морщился, когда вспоминал о своих флибустьерских налетах на квартиры ушлых владельцев видаков.

Благодаря своей коммуникабельности Маликов завел множество знакомств в милиции, под патронажем которой и проводились все рейды комсомольских дружин. Очень быстро он выяснил, что судьба конфискованных видеокассет покрыта не то чтобы туманом, а прямо-таки непроницаемым мраком. Это же касалось иной раз и дорогущих видеомагнитофонов, аудиотехники, если удавалось доказать, что она используется для тиражирования с целью продажи, а также фирменных дисков, книг, изданных за рубежом и провезенных через таможню на дне дипломатических чемоданов или под полами пиджаков.

Часть конфискованных «вещдоков» шла в дело, фигурировала в судах и направлялась, как принято было говорить тогда и как говорят сейчас, «в доход государства». Но иной раз с хозяином проводилась душеспасительная беседа, и он просто жертвовал малым, чтобы не потерять большего. Другими словами, лучше уж лишиться видака, кассет или дисков, но зато остаться на свободе.

С компанейским Маликовым, всегда готовым оказать услуги самого разного свойства, что-то достать — от «палки» копченой колбасы до билета в «Октябрьский», от путевки в Геленджик до финского пиджака, — менты делились. Тем более что большинство налетов на подпольных «видюшников» происходило по его наводке. Не прикармливать такого смышленого паренька было бы просто глупо.

Зарабатывал он и летом, получая уже «живые» и, можно сказать, законные деньги в стройотрядах. Излишним будет упоминать о том, что Маликов являлся одним из командиров студенческих бригад и занимался выбором объектов и распределением работ. Постепенно в стройотряды влились помимо студентов и наиболее крепкие и легкие на подъем представители преподавательского состава и администрации института.