Разбудил Романа ставший уже знакомым лязг ключа в двери.

Открыв глаза, он потянулся и, повернувшись на бок, увидел в дверях все того же Тарасыча и двух стоявших за его спиной молодых вертухаев.

— Пошли, певец. С вещами, — сказал Тарасыч.

— А у меня и вещей-то нет, — ответил Роман, поднимаясь с койки.

— Тогда без вещей, — сказал Тарасыч.

Потянувшись, Роман встряхнулся и спросил:

— Ну и куда на этот раз?

— Увидишь, — усмехнулся Тарасыч. — Попрощайся с братками.

— А что, уже расстрельная команда прибыла? — поинтересовался Роман, закурив сигарету из чьей-то пачки, лежавшей на столе. — Последний парад наступает?

— Парад ему… — проворчал Тарасыч. — Кончай болтать, пошли.

Вертухаи за его спиной нетерпеливо переступили с ноги на ногу, и Роман, вздохнув, сказал:

— Покедова, братки! Если не вернусь, считайте меня…

— Хорош языком чесать, — сказал Тарасыч и потянул Романа за рукав.

Выйдя в коридор, Роман заложил руки за спину и зашагал в указанном направлении. Через несколько минут, пройдя через множество решетчатых дверей в сопровождении трех вертухаев, которые подсказывали, куда свернуть, он оказался во дворе, затем в проходной и наконец, к своему великому удивлению, на Арсенальной набережной.

Ярко светило солнце, по Неве проплывал белый пароходик, с которого доносилась праздничная музыка, а напротив «Крестов», опершись локтем на гранитный парапет, в позе скучающего щеголя стоял толстый и наглый Лев Самуилович Шапиро.

Лёва Шапиро, вечный директор Романа Меньшикова.

Переход от вонючей и темной камеры к ясному солнечному дню был настолько неожиданным, что Роман перестал понимать, что происходит.

Только что, то есть два дня назад, его приволокли в «Кресты» и без всяких объяснений и бюрократических проволочек засадили в камеру. Просто с улицы — и сразу в камеру. Потом прессхата, далее — неожиданная смерть Лысого, и раз!

Пинком под зад — и на улицу.

Его просто выставили из «Крестов», как напившегося алкаша из пивбара.

Бред какой-то…

— Ну и что? — донесся с противоположной стороны дороги голос Шапиро. — И долго ты будешь там стоять? Может быть, хочешь попроситься обратно?

Роман взглянул на Шапиро и, посмотрев, как положено, — сначала налево, а потом направо, — перешел дорогу.

— Здорово, зэк! — радостно провозгласил Шапиро, протягивая Роману пухлую ладонь.

— Здорово, кровопийца, — ответил Роман, пожимая руку Шапиро и чувствуя, как окружающее снова приобретает свойства натуральной реальности.

— Что-то вид у тебя не очень-то жизнерадостный, — без особого огорчения заметил Шапиро. — Поехали-ка перекусим.

— Вообще-то для начала я бы помылся, — сказал Роман.

— Ну так мы к тебе и поедем, там и помоешься, и похаваешь, — Шапиро взял Романа под руку и повел его к стоявшему в сторонке серебристому джипу с затененными стеклами.

— Это чья машина? — поинтересовался Роман.

— Моя, — гордо ответил Шапиро. — Куплена на честно заработанные тобой деньги.

— Ах ты сволочь! — возмутился Роман, залезая в джип. — Я, значит, на нарах парюсь, а ты себе джипы покупаешь?

— Я, в отличие от тебя, не могу позволить себе шататься по всяким сомнительным местам вроде этих «Крестов». Мне делами заниматься надо.