– Не может быть! – возразил Таубе. – Из-за того лишь, что верующие громко поминают имя Аллаха, их записали в противники режима? Наверняка имеются другие причины, более важные.

– Клянусь вам, господин подполковник, что главная причина в этом. Теологические отличия одного братства от другого русским чиновникам недоступны. Начальник области или округа способен сосредоточиться только на внешней форме. И, по дремучести своей, так и делит магометан на более опасных, и менее… И братство Кадирия, изначально дружественно настроенное к власти, теперь, в результате репрессий, стало нам противником. Но, если изменить тон, попробовать договориться, то тарикат из противника может стать нашим союзником. И в этом смысле то, что сделал сегодня Алексей Николаевич, может оказаться первым шагом к улучшению отношений. А может и не стать.

– Хорошо. Мы вернёмся к этому разговору, когда возвратимся из похода. А пока скажите, какие у вас отношения с капитаном Ильиным?

– Служебные.

– Как они складываются? Только, пожалуйста, честно, Иса Бечирович.

– Если честно, то я считаю, что капитан Ильин не на месте. Он не только не пытается скрывать свою неприязнь ко всем горцам, но чуть ли не рисуется ею. Как можно при этом успешно исполнять свои обязанности? Люди всё замечают, платят той же монетой. Страдает дело. Агентура капитана ненавидит и обманывает. Если не секрет, что он сказал про меня? Что я потенциальный изменник? Поскольку не смогу простить русским смерть родителей…

– Я вас прошу, Иса Бечирович, потерпеть недостатки капитана на время похода. Мы его уже не переделаем, а состав отряда утверждён и изменению не подлежит. Если честно, я тоже считаю, что Андрею Анатольевичу лучше уехать с Кавказа. Пусть борется с противниками России, например, на западной границе. Я доложу своё мнение начальству, когда вернусь в Петербург. Но сейчас, ввиду предстоящей опасной экспедиции, никаких распрей в отряде не потерплю.

– Обещаю, Виктор Рейнгольдович, что буду абсолютно корректен.

– Договорились. У вас есть ещё дела на сегодня?

– Так точно. Из агентуры мне осталось встретиться с Хаджи-мук-Азизом. Это известный улем, живёт в десяти верстах от города. Вернусь уже поздно ночью.

– Тогда увидимся завтра в одиннадцать часов дополудни на совещании в кабинете Ильина. Честь имею!

Ротмистр ушёл, а Таубе принялся быстро дописывать какой-то текст и тут же его шифровал. Потом друзья расплатились за ужин и вышли на улицу. Уже смеркалось.

– У тебя открытый лист с собой?

– Конечно.

– Мне нужно сейчас же попасть на полицейский телеграф.

– А военный не подойдёт?

– Нет, только полицейский.

– Тогда пошли.

Управление полиции Темир-Хан-Шуры находилось на площади возле второго городского памятника, посвящённого взятию Гуниба. На полуторасаженный постамент была воздвигнута, дулом вверх и в окружении ядер, горная пушка. Полюбовавшись мельком на памятник, сыщик и разведчик ввалились в управление. Алексей предъявил дежурному чиновнику свой открытый лист, подписанный товарищем