– Привезли девочку, – голос медсестры дрогнул. – Она в приемной. Ножевое ранение. Проникающее.

Владимир с шумом выпустил воздух сквозь зубы. И это именно сегодня. Авария, раненая девочка. Еще не хватало, на их несчастную больницу свалился метеорит, а потом началось цунами.

– Насколько тяжело она ранена?

– Я не знаю. Там все в крови. Нож все еще в теле.

Девушка прикусила губу, и Владимир понял, что ей страшно.

– Ее привез какой-то мужчина. Сказал, что ее зарезала мать, вроде она сошла с ума. Я позвонила в милицию.

Он снова вздохнул.

– Она еще живая. А этот мужчина куда-то делся, – растерянно добавила Наталья, как будто это сейчас было важно.

– Ладно.

Не скрывая раздражения, Кузнецов нацепил на рот маску и зашагал в приемное отделение.

– Пожалуйста, помогите ей, – прошептала Наталья, с надеждой глядя на его атлетическую спину.

Владимир втолкнул каталку в операционную комнату и закрыл дверь. Затем повернулся и внимательно посмотрел на ребенка.

Это была крошечная девочка, лет четырех или пяти. Ее волосы слиплись от крови, и лишь по нескольким прядям можно было судить, что они светлые. И наверное, еще час назад были очень красивыми. На лбу большая вмятина, дырка сочилась кровью. Из живота девочки торчал кухонный нож, погруженный почти наполовину. В ногах ребенка валялся плюшевый заяц, весь перепачканный в крови.

«Она не жилец» – пронеслась у Кузнецова мысль. Наверняка пробито легкое – изо рта ребенка тоже шла кровь.

Только сейчас он обратил внимание, во что одета малышка – ее словно привезли с какого-то праздника. На ее разбитой головке каким-то чудом держался измятый ободок с изогнутыми усиками, а платье украшали полупрозрачные крылышки, одно из которых было сломано.

Бабочка.

Он осторожно коснулся тоненькой шеи девочки. Она была еще жива и дышала, быстро и прерывисто.

Владимир вытащил пачку сигарет и направился к окну. Отворив пошире створку, он зажег сигарету.

Минуты через две-три ее сердце остановится, и тогда он спокойно вернется к жене. Если начинать реанимационную канитель, он провозится тут полночи. Нужно просто не мешать процессу, который уже фактически завершен.

Владимир вспомнил о жене. Блин, да ведь в эти секунды, которые он торчит здесь, он уже наверняка стал отцом! Он выпустил дым в окно, стряхнул пепел. Одна жизнь зарождается, вторая заканчивается, подумал Владимир философски, мельком бросив взгляд на умирающую девочку. Ничего личного, это закон жизни. Суровой и беспощадной жизни.

«Нужно будет хоть создать видимость работы» – он затянулся с озабоченным видом. Капельницу приготовить, шприцы…

– Папа…

Кузнецов дернулся вперед, будто его в спину ударили чугунной кувалдой. Сигарета выпала из пальцев. Он обернулся.

Девочка открыла глаза, придя в сознание.

– Зайчик, – прошептала она. – Где мой зайчик, папа?

Владимир шагнул вперед, стараясь держать себя в руках. Малышка смотрела прямо на него чистым и ясным взглядом. Он поразился, насколько красивы были глаза девчушки – прозрачно-голубые, словно вырезанные из небесного хрусталя.

– Папа?

– Я не твой папа, – кашлянул мужчина. Он снова натянул маску, поймав себя на мысли, что так чувствует себя более защищенным. Ему вдруг сделалось неуютно. Если сейчас сюда зайдет кто-то из руководства больницы и увидит, что он болтает с умирающим ребенком, ему несдобровать.

– Я люблю тебя, – очень тихо произнесла девочка.

«Она бредит» – в смятении подумал Кузнецов. Он метнулся в сторону, подкатил к девочке стойку с капельницей.