Однако думать такое об Алехандро казалось ему просто-напросто оскорбительным, и, по мере того, как время шло, а в доме было по-прежнему тихо, он отверг эту мысль. Однако то, что все подстроила сама Сабрина, было не так легко отмести. Даже ее юные годы Бретт не желал принимать в расчет… От женщин сплошные беды, даже когда они еще в колыбели. В этом Бретт был твердо уверен.
Еще Карлос… Бретт пожал плечами. Сабрина просто могла решить, что Бретт — добыча получше, тем более Карлос признал, что помолвка еще не была официально объявлена. Неужели она все задумала заранее? Или все было искренне и вполне невинно, как ему и показалось сначала?
Не в силах ответить на свой вопрос, Бретт принялся думать о другом. Если он мог отодвинуть от себя вопрос, виновата Сабрина или нет, то о себе он мог думать только с отвращением.
Как он мог потерять над собой власть? Мало того, что он нарушил собственные правила, так он еще чуть было не опозорил человека, которого очень высоко ценил. Он и раскаивался, и сердился на себя. Поэтому ему ничего не оставалось, как налить себе еще бренди. Если бы она не остановила его… Он закрыл глаза. Господи! Как он хотел ее! Взбешенный, что она сумела так разжечь его, он тихо выругался. Считая, что во всем виновата обыкновенная похоть, охватившая его из-за долгого воздержания, он решил, что единственное, что ему теперь нужно, — это женщина — любая женщина. Стоит ему с ней переспать, и он забудет думать о Сабрине!
После этого он, казалось бы, должен был лечь в постель и крепко заснуть, да не тут-то было. Поняв, что сна у него ни в одном глазу, он, подобно Сабрине, вышел из дома и отправился бесцельно бродить по гасиенде. В конюшне он оказался, когда первый луч солнца показался на востоке и, отказавшись от услуг конюха, сам оседлал своего коня.
Он не знал, долго ли отсутствовал, и где был, но демоны искушения вроде отстали от него.
Когда же он наконец вернулся на гасиенду, солнце стояло высоко. Все занимались своими делами. Он спрыгнул с коня и бросил поводья подскочившему конюху. Краем глаза он заметил лошадку Сабрины, весело перекликавшуюся с двумя красивыми жеребцами. На минуту он остановился полюбоваться ею, освещенную лучами солнца. Красивое животное, подумал Бретт, достойное своей хозяйки.
Чувствуя приятную усталость, он мечтал только добраться до постели, но когда шел по двору, его остановила Бонита с искаженным от страха лицом.
— Добрый день, сеньор Бретт, — вежливо поздоровалась она. — Дон Алехандро просил извинить его за то, что он уехал, не дождавшись вас, но пума загрызла теленка сегодня ночью и он не хотел тянуть с охотой. — Он услышал в ее голосе упрек. — Мы испугались, когда вас не оказалось в комнате, но потом узнали, что вы взяли коня… — Она поджала губы. — Вы прямо как сеньорита Сабрина… Оба, кажется, забыли, что вокруг бродят разбойники и глупо исчезать, никому ничего не сказав.
Бретт был кроток, как ягненок, только глаза его сияли от удовольствия, когда он слушал ворчливое бормотание Бониты.
— Прошу прощения, Бонита. Не надо обо мне беспокоиться. Но в будущем я постараюсь не давать вам больше поводов для страха.
Бонита хмыкнула, не поверив ему ни на секунду.
— Дон Алехандро сказал, что охота не займет много времени, и он предлагает вам после сиесты поехать вместе с ним в Накогдочез.
Бретт кивнул и уже было направился к себе, как Бонита нехотя спросила его:
— Сеньор, вы не видели сегодня сеньориту Сабрину? А, может быть, вы видели ее лошадку?
Бретт весь напрягся, разгадывая, какую еще игру могла затеять с ним Сабрина.
— Ее я не видел со вчерашнего вечера, — превозмогая себя, ответил Бретт, — а Сирокко видел всего несколько минут назад. Почему вы спрашиваете?
Бонита всплеснула руками.
— Ее нет у себя в комнате! Сначала я не беспокоилась, потому что она, как вы, сеньор, бродит, где ей вздумается, но уже поздно, а ее все нет. |