Ньеман шепнул Кариму:

– Не стреляй! Не подходи! Я возьму ее сам.

И, прежде чем Карим успел ответить, комиссар рванулся вперед, преодолевая последние метры, отделявшие его от воды. Лейтенант заглушил мотор и впился взглядом в берег. Фары ярко освещали силуэт Ньемана, мчавшегося к женщине с криком:

– Фанни!

Женщина уже ступила в лодку. Ньеман схватил ее за ворот плаща и рывком притянул к себе. Карим сидел, не в силах двинуться, завороженный видом этих двух фигур, словно исполнявших какой‑то причудливый танец.

Он увидел, как они тесно сплелись в объятии, – по крайней мере так ему почудилось. Он увидел, как женщина откинула назад голову и судорожно изогнулась. Он увидел, как Ньеман навис над ней и выхватил револьвер. Внезапно изо рта комиссара хлынула кровь, и Карим понял, что женщина вспорола ему живот бритвой. Он услышал глухой звук выстрела: это «манюрен» Ньемана поразил свою добычу, но ни один из двоих – ни мужчина, ни женщина – так и не разомкнул смертельного объятия.

– НЕТ!

Крик замер в горле Карима. Схватив пистолет, он кинулся к обнявшейся паре, которая, шатаясь, стояла у самого края озера. Он силился крикнуть еще раз. Он неистово рвался вперед, стараясь успеть спасти. Но он не смог предотвратить неизбежное: Пьер Ньеман и женщина рухнули в воду, с громким плеском расступившуюся под их тяжестью.

Когда Карим подбежал к берегу, все было кончено – два обнявшихся трупа медленно уплывали вниз по течению. Вскоре поток унес их за скалы и повлек дальше по реке, в сторону города.

Молодой сыщик застыл, потрясенно глядя на лениво колыхавшуюся воду, на пену, шипящую между камнями, там, где озеро снова становилось рекой. Но кошмар еще не закончился: вдруг он почувствовал на шее касание лезвия бритвы – еще миг, и оно вспорет ему кожу.

Гибкая рука проскользнула ему под локоть и быстро вынула «глок» из кобуры на левом боку.

– Рада снова увидеть тебя, Карим.

Голос звучал мягко, мирно. Так же мирно, как выглядят цветочки, разложенные на могильной плите. Карим медленно обернулся. Он тотчас признал это овальное лицо со смуглой кожей и светлыми, полными слез глазами.

Он знал, что стоит перед Жюдит Эро, точной копией женщины, которую Ньеман назвал Фанни.

Перед маленькой девочкой, которую он так исступленно искал. Теперь девочка превратилась в женщину. В живую прекрасную женщину.

60

– Нас было двое, Карим. Нас всегда было двое.

Сыщик несколько раз безуспешно пытался заговорить, но голос не слушался его. Наконец он прошептал:

– Расскажи мне, Жюдит. Расскажи все. Если мне суждено умереть, я хочу сперва узнать.

Молодая женщина все еще плакала, сжимая обеими руками «глок» Карима. Она была одета в водонепроницаемый костюм и спасательный жилет, на голове – мотоциклетный шлем с тонированным забралом и прорезью, блестевший лаковым куполом над пышной курчавой шевелюрой.

Она заговорила, неожиданно громко и сбивчиво:

– В Сарзаке моя мама поняла, что демоны настигли нас и что нам нет спасения. Что они вечно будут идти за нами по пятам и в конце концов убьют меня. И тогда у нее возникла гениальная мысль: она сказала себе, что единственное место, где им никогда не придет в голову искать меня, – в тени моей сестры‑двойняшки, Фанни Ферейра... Ее жизнь должна была стать залогом моей. Мама решила, что мы – я и моя сестричка – должны вести одну жизнь на двоих, втайне от всех.

– А те, другие родители... они были в курсе?

Фанни усмехнулась сквозь слезы:

– Конечно нет, что за глупости.