– Зоя Николаевна, можно я к вам приду еще раз? – И, не дожидаясь разрешения, волнуясь и стыдясь собственной бестактности, добавил: – А завтра вечером можно?

– Конечно же можно. Но только обязательно завтра вечером, – ответила Зоя Николаевна.

Позже Кирилл случайно узнал, что в тот вечер, на который ей назначил встречу Кирилл, Зоя Николаевна собиралась пойти на концерт.

– Ну зачем вы так сделали? – удивлялся потом Кирилл. – Я бы мог прийти и на следующий день, и через неделю. И потом, я не понимаю… Совершенно чужой вам человек…

– Видишь ли, Кирилл, мне тогда показалось, что этот твой приход был тебе значительно нужнее, чем мне – мой концерт, – ответила Зоя Николаевна.

Конечно же нужнее…

Кирилл задумался и, сделав неосторожное движение, порезался. Он не заметил этого движения, он и боли не почувствовал и удивился, когда увидел на щеке узенькую полоску крови.

«Надо же, черт побери! – с досадой подумал Кирилл и тут же успокоил себя: – Ничего. Пустяковая царапина. Наложат тон, и не будет заметно».

Кирилл взял кусочек ватки, смочил ее одеколоном и протер царапину. Но через секунду порез снова наполнился кровью, которая потекла вниз по щеке, слегка задержалась на скуле, а потом сорвалась вниз на шею, за ворот рубашки. Кирилл снова стер кровь ваткой, и снова порез наполнился кровью.

«Йодом бы. Да неохота пачкать физиономию», – подумал Кирилл.

«Самопожертвование вдвойне вредно. Оно не только губит того, кто жертвует, но и вредит тем, ради кого приносится жертва…»

Теперь уже не вспомнить, каким чередом разговор коснулся «Дяди Вани» в тот вечер с колючим дождем на холодном ветру, в который Кирилл впервые увидел Зою Николаевну. Кирилл и Дима Стрельчик стали спорить в коридоре, где Зоя Николаевна передала Диме книжку, а продолжали уже в комнате. Они едва обращали внимание на хозяйку, которая незаметно отобрала у них мокрые плащи, незаметно провела по длинному коридору коммунальной квартиры в свою комнату, где, усадив их на стулья, незаметно устроилась на кушетке, сбоку от споривших. Она все время молчала, но если бы вдруг вышла из комнаты, спор наверняка тут же прекратился, а сами спорщики удивились бы неестественности положения: в чужой квартире, на глазах посторонней в общем-то им обоим женщины с таким азартом сцепились, не замечая ничего вокруг себя.

– Да пойми ты, старик, – убеждал Дима Стрельчик. – Ведь в этом же вся гениальность «Дяди Вани»! Это основная идея Чехова! Дядя Ваня – зло, как ты не понимаешь! Да, трагедия. Да, у него все от чистого сердца. Но его доброта вредна, она калечит людей. Злых и бессердечных она укрепляет в их жестокости и бессердечии, а добрых делает еще более несчастными, безответными и несправедливо униженными. Доброта дяди Вани социально вредна, если хочешь.

Кирилл не желал с ним соглашаться. Доброта, рассуждал он, в принципе не может быть полезной или вредной ни социально, ни еще как-либо, как не может быть полезной или вредной истина. Другое дело, что доброту, как и истину, вернее, познание истины можно использовать для достижения как полезных, так и вредных для людей целей. Не доброта дяди Вани принесла несчастье, а то, что эгоистичные люди в корыстных целях использовали его доброту.

– Нет, это дядя Ваня сделал Серебрякова Серебряковым, – возражал Дима. – Не будь дядя Ваня безвольным добрячком, этаким всепрощающим христосиком, Серебряков вынужден был бы вести себя иначе. Он бы и Серебряковым-то не был. Нет, дядя Ваня со своей преступной бесхарактерностью, мягкотелостью больше всех виноват.