Я хочу кричать: "Ты слышал это, Западный?"

Но я, честно говоря, понимаю, почему они рассержены. Но я честно добираюсь, почему они сердиты. Просто держа шип, я чувствую боль сломанного Северного и безнадежность, это сильно.

- Мне жаль, - шепчу я, желая, что проект не может понять меня. - Если будет способ это исправить, то я это сделаю.

Я не ожидал, что ветер фактически послушает. Но три Западных обертывают вокруг нас откуда ни возьмись, увеличивая нашу скорость как раз вовремя, чтобы убрать нас из чертовой долины и оставить жуткие Штормы в пыли.

Я надеюсь, что остальные Бури справятся с ними.

И я надеюсь, что это означает, что Западные простили меня... но, несмотря ни на что, это время перемен.

Больше никакого обучения.

Больше никакой борьбы за нормальную жизнь.

Единственное, что имеет значение - это остановить Райдена.

И Одри.

Я хватаюсь за грудь, понимая, что нашей связи не стало.

Не исчезла.

Ушла.

Я пытаюсь сказать себе, что это потому, что она все еще в Водовороте. Но внутри меня все чувствуется очень, очень холодным.

Мы проходим мимо рушащихся мертвых пальмам в Центре Пустыни, и ветры, несущие нас, начинают паниковать. Я знаю, что они волнуются из-за напряжения Водоворота, но я прошу их продолжать лететь. Они продержаться столько, сколько смогут, но один за другим они разделяются, пока все, что у нас не остается - это Западные.

Я предполагаю, что это хорошо, что они меня простили.

Пустыня навязчиво пуста. Всего несколько стервятников и какие-то следы на песке. И когда мы приземляемся перед горными грудами, все мои нертвы завязываются в узел.

Следы Одры везде... но так или иначе ее тоже нигде нет. Это похоже, что это она, но это не она, и это не может сказать мне, куда она пошла, или что она сделала. Только то, что она была здесь. И она была здесь с другими.

Следы Гаса имеют еще меньше смысла, настолько слабые, что они похожи, что он даже не живой. И также есть другие следы в воздухе...

Одинокий Восточный со свистом проносится вокруг меня, и я сосредотачиваюсь на его песне, ища какой-то ключ к разгадке того, что произошло.

Он поет только одно слово, но он ставит меня на колени.

Жертва.

- Нет! - кричу я, вставая на ноги врываясь в Водоворот.

Она не сделала бы этого.

Она не хотела отказаться от своей жизни таким путем.

Я не верю в это.

Должно быть другое объяснение.

- Эй! - кричит Солана над визгами, хватая меня за здоровую руку, когда мы натыкаемся на вращающийся туннель. - Я не знаю, что происходит, но я здесь, если нужна тебе.

Я знаю, что она здесь. И хорошо иметь что-то, за что можно держаться.

Но это не та девушка.

Не та девушка.

Пожалуйста, скажите мне, что я не спасал не ту девушку.

Тем более, что я - тот, который послал Одри сюда. Если бы я послушал ее...

Я не даю себе закончить мысль.

Прямо сейчас я должен сосредоточиться на том, чтобы найти ее.

Наконец впереди появляется тусклый жар, и я срываюсь на бег, мчась прямо к камере Ареллы.

Она не отвечает на мой зов, и когда я всматриваюсь в занавес петель, я вижу ее лежащей на полу. Ее кожа - причудливо серо-синя, а руки и лицо все искривлены от боли, и когда я пытаюсь убрать занавес в сторону, он не двигается, независимо от того, сколько силы я прикладываю.

- Стой! - говорит мне Солана, когда я разбегаюсь, пинаю, кричу все, за то, что моя мама убила бы меня. - Оз сказал мне слово, когда мы прятались в горах, а Штормы приближались. Он не говорил мне, что это означало, или чем это было, но...

Она шепчет что-то, что я не могу понять, и металлический занавес скользит в сторону.

Я просматриваю небольшое пространство, отчаянно ища Одри или Гаса. Но их здесь нет. Нет их в другой клетке.