— Почему примерно, болван? — вспылил поручик.

— Расплывается, вашбродь, дистанцию точно не ухватишь, — извиняющимся голосом ответил солдат, уже предчувствуя огромный кулак поручика.

— Сейчас посмотрим, чего у тебя там расплывается! — разозлился тот. — А вы, Николай Васильевич, не сочтите за труд, засеките время между выстрелами и попаданием. — И, передав командиру секундомер, поручик Борейко широким шагом направился в сторону дальномера.

— Э, Борис Дмитриевич, — махнул рукой капитан Степанов, — вы не очень там свирепствуйте, может, оно и в самом деле расплывается…

Тот молча махнув рукой, да так, что было не понять, соглашается поручик с капитаном или наоборот.

Борейко подошел к дальномеру.

— Николай Васильевич, а ведь действительно, до этой шельмы дистанцию точно не ухватишь! Ну ладно, братец, не серчай — вот тебе полтинник, выпьешь за наше с капитаном Степановым здоровье. А как там у вас, Николай Васильевич, время засекли?

— Пятнадцать секунд, Борис Дмитриевич, — ответил капитан Степанов, — у меня получилось четыреста тридцать саженей с секунду… а это почти вдвое от скоростей снарядов наших пушек.

— Дела-а! — протянул поручик Борейко и тут же спросил: — Николай Васильевич, думаете, сунется к нам Того?

— Да навряд ли, — вяло пожал плечами капитан Степанов, — вон их головной броненосец уже в открытое море отвернул. Бегут они, Борис Дмитриевич… Меня сейчас другое интересует — кто это там такой дерзкий вцепился им в хвост? Ведь они сейчас и четвертый бронепалубник приговорят — сами же видели, два залпа и на дно; а некоторым и того много было. Считайте, что эскадра Того с сего момента остаётся совершенно без легких крейсеров….

— Николай Васильевич, — снова спросил Борейко, — вы думаете, это союзники… французы или, может, немцы?

— Запомните, Борис Дмитриевич, на всю жизнь, — довольно резко ответил Степанов, — Никому мы, русские, не нужны и не интересны, кроме нас самих. Оставьте на этот счет всякие иллюзии легче будет жить. Все хотят с нас только чего-нибудь взять, а вот что-то дать взамен, так извините. Так что для меня несомненно — команда этого корабля русская, или, как минимум, на русской службе. Меня другое волнует — откуда они взялись? Ведь здесь их никто не ждал. Иначе бы нас уж, наверное, предупредили, чтоб сдуру не обстреляли своих. А тут не было ни гроша — и вдруг алтын. Вот, глядите — и четвертая «собачка» тоже утопла, как я вам и говорил, остался Того без легких крейсеров…

И как раз в этот момент взорвался, разломился пополам и затонул японский трехтрубный броненосный крейсер.

— Интересно, что это было, Николай Васильевич? Если это самоходная мина, то сколько взрывчатки надо, чтоб вот так, напополам, разломить крейсер? В минном пироксилине, к примеру?

— Борис Дмитриевич, минный пироксилин не предел мечты, вы о тротиле что-нибудь слышали? А это в четыре раза мощнее. У японцев шимоза, или мелинит — что в три раза мощнее по отношению к пироксилину. На глаз взрыв должен был быть пудов двести пироксилина, или пятьдесят тротила. Но это все теория, Борис Дмитриевич, ни одна мина не пройдет такую дистанцию.

— Теория?! Вон, глядите, Николай Васильевич, эта ваша теория уже второй крейсер топит непонятным способом. Или вы думаете тут нечистая сила?

— Свят-свят-свят, Борис Дмитриевич, Бог с вами!

— Шучу я, Николай Васильевич, был бы у вас отец священник, вам бы тоже черти под каждой кроватью мерещились. Иван! — медведем заревел Борейко, — бутылку водки и две стопки — тут такое деется, а мы с господином капитаном тверезые до неприличия.