Перед ней предстал мир, канувший в вечность. Мир умерший. Давно. Очень давно.
Она видела себя, лежащую на алтаре с обнаженной грудью, с бедрами, прикрытыми клетчатой повязкой, с волосами, стянутыми узлом на затылке, украшенными пучками перьев. Видела себя со стороны, сверху, отовсюду.
Она видела, ощущала площадку Большой пирамиды, уставленную золотыми светильниками, источавшими неяркий свет и голубой дымок.
* * *
Верховный жрец стоял спиной к алтарю, вглядываясь в ночь, наполненную шумом моря, невидимого в ночи. Золотая мантия ниспадала с его плеч.
В главном каменном зеркале, в полированной глади черного агата, подрагивало звездное небо. Такой же бездонной глубиной чернели малые зеркала, расставленные вокруг алтаря.
Жрец поднял глаза к звездам. Обернулся. Медленно обошел жертвенный камень. Коснулся рукой набедренной повязки той, что лежала распятой на шершавом базальте.
— Во имя тебя, богиня оленей. Во имя тебя, стерегущая любовь. Во имя тебя, дарящая цветы. Во имя тебя, плодотворящая женщин и лам. Во имя тебя, великая светлая Масатеотль, — скороговоркой пробормотал он на языке, не звучащем на Земле уже тысячи лет.
Она застонала.
Жрец вновь обошел алтарь. Коснулся пучков перьев в волосах той, что лежала распятой под звездами.
— Во имя тебя, блестящая птица богов. Во имя тебя, отдающей силу божественным близнецам. Во имя тебя, Кецаль.
Она застонала.
На выбритой удлиненной голове жреца капельками выступил пот. Но бронзовое лицо оставалось бесстрастным, чуть раскосые глаза — непроницаемыми.
Жрец ждал. Раньше чем Большая Медведица достигнет зенита, птица с телом ягуара и хвостом змеи накроет черным крылом землю. Птица Кутлипока. Божественный глаз ее — утреннюю звезду — отразит черное зеркало.
Близится час Белой Змеи великой ночи Пернатого Змея. Ночи Кецалькоатля!
Жрец в златотканом плаще вскинул руки. В квадрат ритуального двора вступили пять десятков бронзовотелых мужчин.
Удовлетворенный, он отошел к Большому зеркалу. Замер.
Медленно вплывала утренняя звезда в черноту зеркального агата. Не отрывая глаз следил жрец за ее движением к центру.
Дождался.
Свершилось.
Луч звезды метнулся с Большого зеркала на поверхность малых. Вспыхнув, обежал жертвенный алтарь, прыгая по зеркалам. Замкнул магическую цепь вокруг распятой.
Взвилось неяркое пламя светильников. Всполохом высветило ритуальный двор.
— Аоа-ту… Аоа-ту… Аоа-ту… — начали скандировать бронзовотелые.
Звуки их голосов достигли вершины Большой пирамиды, взлетели к небу, окрепли. Казалось, десятки тысяч людей столпились внизу, у подножия, отдавая небу свои голоса.
— Аоа-ту… Аоа-ту… Аоа-ту…
Жрец воздел руки. Воззвал рокочущим голосом, перекрывшим ритмичные выкрики бронзовотелых.
— Я, Верховный жрец храма Белого Ягуара, правитель народа Амару, алчущего Страны Дождя и Тумана, молю высшей благодати! Понимания! Прозрения!
Руки жреца упали. Он обошел светильники. Бросил в каждый по щепотке черного порошка. Синий туман поплыл над вершиной Большой пирамиды. Ритуальный двор опустел.
Бронзовокожие столпились у жертвенного алтаря. Лихорадочно заблестели глаза.
Сильный юноша с удлиненной бритой головой выступил из толпы. Подал жрецу каменную чашу, протянул зеленое нефритовое шило.
В чаше кроваво и зловеще плескалась алая жидкость.
Жрец склонился над алтарем. Опустил в чашу острие, блеснувшее багрянцем. Коснулся зеленой каменной иглой ушей распятой, оставив кровавые следы. Каменным черным ножом разжал зубы жертве, зеленым шилом коснулся ее языка. Опустился на колени.
— Аоа-ту… Аоа-ту… Аоа-ту… — продолжали ритмично вскрикивать бронзовотелые. |