Если вытащишь, то езжай в город и ставь в гараж. А я побегу назад, к следаку. Надо срочно обо всем ему рассказать. По горячим следам он быстро найдет и трактор, и его владельца…
Он даже не взглянул на водителя и не подал ему руки. Страдая от того, что быстро бежит время, вышел на обочину дороги, пока не слишком разбитую колесами и дождем, и побежал, сильно размахивая руками. Вскоре он выдохся и перешел на шаг. Солнце пригревало изрядно, и Довбня снял ветровку с капюшоном. «Ничего, – успокаивал он сам себя. – Трактор – не иголка в стоге сена. Найдется…»
Ему казалось, что он прошел уже достаточно много и вот-вот за очередным холмом появятся зелень садов и крыши хаток, но ему открывалась все та же однообразная перспектива на поля и луга, и звенящую тишину наполняли лишь ветер да неугомонный жаворонок.
Безудержно рассыпая проклятия по абстрактному адресу, Довбня прошел еще не меньше километра и неожиданно встал как вкопанный. Дорога раздвоилась, причем ее ветви разбегались в диаметрально противоположные стороны. Медик смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить, с какой именно стороны они приехали. Был бы водитель рядом, он, разумеется, указал бы верный путь. Но до него было уже слишком далеко, и драгоценного времени ушло прилично. Едва не плача от досады, Довбня принялся рассматривать волнистый, млеющий в матовой дымке горизонт. Благодаря своему старанию и острому зрению он насчитал вдали как минимум пять деревень, каждая из которых имела все основания быть Упрягином.
Довбня давно не попадал в столь глупое и безвыходное положение. Ему захотелось уже не просто плакать, а рыдать. Не сообразуясь абсолютно ни с какими доводами, он повернул направо и, с силой шлепая по лужам, упрямо пошел вперед.
К сожалению, Упрягино находилось в другой стороне.
8
– Василий, открывай, не дури! – грозно крикнул участковый и снова постучал кулаком по двери.
Воронцов и Даша стояли поодаль, оглядывая избу, покрытую черной соломой.
– Ну что с ним делать? – в сердцах проворчал Шурик, потирая ушибленный кулак.
– Использовать власть, которую тебе дало государство.
– Он же инвалид, Юрий Васильевич, – взмолился участковый. – Сахарный диабет. И сестра у него… (Шурик покрутил пальцем у виска.) Живут вдвоем на пенсию. А что такое пенсия по инвалидности? Пшик! Раньше у нас аптека была, так Василий инсулин в ней получал. А теперь надо в райцентр ездить, да и там с лекарствами проблемы… Человек он хоть и странный, но безобидный. Может, мы сюда позже придем?
– Вот так, – мягко произнес Воронцов, двигаясь по двору и поглядывая на Дашу. – Вот так представитель власти расписывается в собственном бессилии.
– Мне что – дверь выбивать? – взмолился Шурик. – Если я ударю сильнее, крыша обвалится.
Оставив этот вопрос без ответа, Воронцов поднял с земли обломок кирпича и швырнул его в окно. Камень снес трухлявые деревянные рейки и разбил стекло вдребезги. Поднявшись по шатающимся ступенькам к двери, следователь приложился к ней плечом. Дверь легко сорвалась с петель и встала под углом, упершись в косяк.
– Вот так это делается, когда милиции не открывают дверь, – спокойно сказал Воронцов Шурику и, пригнув голову, зашел в избу. Не выпрямляясь, чтобы не удариться о потолок темечком, Воронцов огляделся. Через окошко, выбитое им, с трудом проникал дневной свет; скудные лучи падали на черную от копоти и древности икону, на которой лишь при наличии богатого воображения можно было разглядеть святой лик. В углу комнаты, опустившись на корточки, сидел рослый детина, исподлобья глядя на Воронцова красными, неправдоподобно выпуклыми глазами. Его редкие волосы были взлохмачены, покрытая рыжей щетиной тяжелая челюсть опускалась на грудь. |