До сих пор не знала, что я натворила! И что я должна сделать.

Я мчалась куда-то, не разбирая дороги, чтобы понять, что этого делать, возможно, мне совсем не стоило.

— Зеоннала…

Тихий шёпот деда донёсся до моего уха, и я кинулась вперёд — в его объятия, в его знакомые руки. Рядом были друзья… Хотя бы на какое-то время я была в безопасности.

А потом я спала. Сутки, двое, трое — в пустыне вокруг меня такое происходило! Всё вверх дном стояло! А я — спала.

Али провозгласили императором — я спала.

Грэсс женился на Ремес, выкупленной самим лордом Хрустального предела и освободившего её, — я спала.

Астагард, получивший землю под новый аул, под давлением деда согласился её принять — я спала.

За мгновение встречи с императором лицом к лицу я заплатила страшную цену.

В те редкие минуты, когда я просыпалась, Рамир, неотступно караулящий меня, вливал в меня питательный бульон на змеиных травах и пустынном яде, и я засыпала снова.

В редкие моменты просветления, я пыталась понять, что со мной, что происходит. Но понимание где-то задерживалось и ко мне не спешило.

Пояснил дед. Он успел прийти в тот самый момент, когда я хоть ещё и не бодрствовала, но и уже не спала.

— Это плата, Зеоннала, — шепнул он, перебирая мои волосы. — Плата за то, что ты сразилась с самым страшным порождением из тех, что были в пустыне и победила.

— Это не я… — пересохшее горло отказалось исторгать хотя бы звук, но дед меня понял.

— Я знаю, кто убил императора, я знаю, что его душа, порванная в клочья, уже больше никогда не сможет возродиться. Но также я хорошо знаю, что не ты первая, кого могильщики просили провести к императору.

— Не первая?

— Конечно же, нет. Не раз и не два могильщики специально прилетали к аулам и городам, чтобы найти очередного человека, у кого это получится. Ты — далеко не первая. Но последняя. Ты та — у кого получилось это сделать.

Я пожала плечами и закрыла глаза. Какая разница? Императора Нуо IV больше нет. На трон взошёл мой светлый ребёнок, а у меня ощущение, что я что-то забыла, что-то упустила из вида.

Соскальзывая в глубины царства без снов, где на границе бдел Тайпан, я задумалась лишь о том, что не отказалась бы вспомнить то, из-за чего ощущаю лишь режущий дискомфорт.

И в который раз я попалась на удочку собственного амулета власти. Стоило вспомнить, насколько буквально он понимает мои отчётливые желания и молчать-молчать-молчать.

Вот только я была в таком состоянии, что вспомнить об особенностях собственного амулета, может, и вспомнила бы, а правильно себя повести — уж очень вряд ли.

Так что, по большому счёту, стоило ли удивляться, когда открыв глаза, я обнаружила, что я снова немного не в реальности.

Это не было чужим сном, это было воспоминанием. При этом, и именно поэтому, полагаю, не смог появиться здесь Тайпан, воспоминание было как раз — моим.

Буря шептала на тысячу змеиных голосов, песок монолитной массой бился в стенки шатра, но завалить шатёр Кармин — королевы песчаных муравьёв, был не в силах.

Это было в то время, когда Кармин уже знала, что я только притворяюсь мужчиной, и поэтому категорически потребовала, что на «их» глаза я появлялась уже в нормальном и адекватном виде.

Именно в ту ночь, пока пески ревели, Кармин, глядя на мой танец, решила, что надо чем-нибудь отплатить. С той ночи при наших встречах она рассказывала мне сказки и легенды.

О том, что слышала за долгие годы своей жизни…

В числе того, что она рассказала в ту первую ночь, я услышала историю о границе.