|
Время от времени в безветренную погоду Джомара относили под тень юфорбии. Найл садился рядом и караулил, держа возле себя копье на случай, если объявится вдруг какой-нибудь хищник. Втихомолку юноша дивился: когда старик начинал просить, чтобы его отвели обратно в пещеру, руки у него были так холодны на ощупь, будто он только что выбрался наружу. Единственной отрадой деда была в те последние дни малышка Мара, не дававшая старику угаснуть окончательно. Девочке исполнился год, и ее стало не узнать. Сок ортиса весьма благотворно повлиял на нее. Мара перестала нервничать, капризы прекратились, и малышка, когда бодрствовала, с жадным любопытством лазала всюду. Она часами просиживала у деда на коленях, выпрашивая, чтобы он чтонибудь рассказывал. Если тот медлил, она принималась барабанить кулачком в грудь, поторапливая его. Дедушка вспоминал о том, как сам был маленьким, пересказывал легенды о великих охотниках прежних времен. А Найл старался не пропустить этих чудесных минут и, сидя углу, внимательно слушал каждое слово. После всего, что ему довелось увидеть, юношу терзали бесчисленные вопросы, и он надеялся, что в рассказах деда найдет хоть какойнибудь ответ. Однажды, когда Мара заснула прямо на руках старика, Найл стал расспрашивать деда о заброшенном городе. Джомар вырос неподалеку от тех мест, в предгорье, и среди загадочных руин проходили его детские игры. Найл поинтересовался, что там за здание с высокими стройными колоннами. По словам деда, это было когда-то святилище. А вот на вопрос о странных коробах, высеченных из цельного камня, Джомар не ответил: он просто их не помнил. В пору его юности заброшенный город был на десятки метров погребен под песком. Это объясняло, почему старик никогда не видел каменных коробов, равно как и никакого металлического чудища. – А сколько ты уж прожил, когда смертоносцы забрали тебя в свой город? – спросил Найл. Старик молчал, и юноша подумал было, что он не желает об этом распространяться, однако после длинной паузы Джомар заговорил: – Это было, пожалуй… Я доживал тогда свое восемнадцатое лето, примерно так… То был черный день для людей Диры. – Что тогда произошло? – Они нагрянули на рассвете. Целые полчища. Я понял, что это они, едва проснулся. – Как именно? – Не смог пошевельнуться у себя на постели. Сесть решил, а на груди словно громадный камень какой. Хочу двинуть ногой, а не могу – как отлежал. – А почему так? – Они нас будто пригвоздили. Мы все оказались в одинаковом положении. – Но чем пригвоздили? Как? – Волей своей. У Найла мурашки побежали по спине. В голове мелькнула мысль о городе Каззака. – И что потом? – А ничего. Искали, покуда не нашли. – Покуда не нашли? Вас? – Найл даже слегка растерялся. – Они что, не знали, где вы находитесь? – Точно не знали, но чуяли, что где-то рядом. – Должны ж они были знать, где вы находитесь, коли пригвоздили! – Нет. Сначала именно пригвоздили, а потом стали отыскивать. – А дальше что? Джомар осторожно снял Мару с колена и переложил на постель, словно опасаясь, как бы темные воспоминания не просочились в душу ребенка. – Они убили всех, кто пытался сопротивляться. Моего отца и вождя нашего Халлада. – Они отбивались от смертоносцев? – Нет, оружие здесь не при чем. Они пытались воспротивиться силой своей воли. Паукам это не понравилось. Халлад был человеком стойкого духа. Старик рассказал, как смертоносцы держали их весь день под землей, словно узников. Пауки не любили жару, им сподручнее передвигаться ночью. |
