— И это после Чароли и его банды?

— Сейчас его заботит совсем не это. Он чувствует себя несчастным из-за того, что должен нам.

— Он говорил об этом?

— Нет, конечно. Но язык Клана — это не только руки. Это и то, как человек стоит или сидит, выражение его лица, любые мелочи. Все имеет значение. Я выросла в Клане. Это — часть его, как и часть меня. Я знаю, что его беспокоит. Если бы он мог поверить, что я — целительница Клана и умею лечить, это помогло бы ему и мне.

— Но в чем разница между их целительницей и тобой?

— Это означает, что я владею частицей его души.

— Но ты даже не знаешь его! Как ты можешь владеть частицей его души?

— Целительница спасает жизни. Становясь целительницей, ты отдаешь частицу своей души Клану и получаешь взамен частицу души каждого из соплеменников. Таким образом, не важно, кого ты спасаешь, долг уже оплачен. Когда меня объявили мертвой, я долго об этом думала. После смерти Изы Креб удержал частицы ее души, чтобы они не ушли в другой мир. Но когда Бруд приговорил меня, никто не взял мою душу, хотя для них я умерла.

— А если бы они знали это?

— Меня для них не существовало. Они не разрешали себе видеть меня. Я могла стоять прямо перед ними и кричать, но они не слышали меня. Они думали, что я — злой дух, пытающийся увести их в другой мир. — Эйла задрожала от нахлынувших воспоминаний.

— Но почему ты говоришь, что рада, что сохранила частицы души?

— Потому что я не могу говорить одно, а думать другое. Я не могу лгать ему. Он должен знать это. Нельзя рассказать ему о проклятии, даже если он догадывается об этом. Но я могу сказать ему, что я — целительница Клана, потому что это правда. У меня до сих пор частицы душ. Но когда-нибудь я действительно умру. Что будет, если я уйду в тот мир с частицами их душ?

— Не знаю, Эйла.

Она вздрогнула, гоня мысли прочь.

— Но пока мы живем в этом мире. Если он воспримет меня как целительницу Клана, тогда он перестанет думать, что должен мне. Для него неприемлем «долг родства» по отношению к Другим, особенно к женщине, владеющей оружием.

— Но ты же охотилась, когда жила в Клане.

— Это было исключение. Бран разрешил мне, потому что моим тотемом был Пещерный Лев. Вначале он решил проверить меня, а потом решил, что может допустить к охоте женщину с таким сильным тотемом. Именно он дал мне охотничий талисман и назвал меня Женщина, Которая Охотится.

Эйла притронулась к кожаному мешочку, который всегда носила на шее, и подумала о первом талисмане — кусочке охры, который дала ей Иза, когда Эйлу приняли в Клан. Тот амулет не шел ни в какое сравнение с великолепно украшенным амулетом, подаренным ей на церемонии ее удочерения племенем Мамутои, она до сих пор хранила его вместе с кусочком красной охры. Там же находились овальная пластинка из бивня мамонта — охотничий талисман — и черный камень, вмещавший частички душ людей Клана, который ей вручили, когда она стала целительницей.

— Джондалар, ты помог бы, если бы поговорил с ним. Он не уверен в себе. Он жил согласно обычаям, а тут сразу столько событий. Если бы он смог поговорить с мужчиной, даже из Других, это помогло бы ему лучше понять происходящее. Ты помнишь знак приветствия для мужчин?

Джондалар показал, и Эйла одобрительно кивнула.

— Не пытайся приветствовать женщину. Это будет для него оскорблением. Не принято заговаривать с женщинами без основательной причины для этого. К тому же он должен еще разрешить тебе. Между родственниками меньше формальностей, а близкий друг может даже разделить Наслаждение с его спутницей, но — только с его разрешения.

— Разрешает он? Не женщина? Почему же женщины позволяют обращаться с собой так, как будто они хуже мужчин?

— Они так не думают.