Так начал свои скитания Никита Шалауров. Не там ли, у могилы Беринга, упорный исследователь решил «найти проход из Атлантического океана в Великий и открыть путь через Северный океан в Индию»? Шалауров копил силы для новых подвигов.

…В 1757 году дочь Петра Великого Елизавета возвратила шпагу Федору Соймонову и произвела его в сибирские губернаторы. Бывший каторжник, ввергнутый в опалу челядью Анны Иоанновны, когда-то блестяще образованный ученый и прекрасный моряк, Соймонов снял каторжное платье и сел за стол своей канцелярии в Тобольске.

Соймонов с огромной энергией начал исследовать и преобразовывать Сибирь. Из записок Фриза видно, что он поддержал дерзновенный замысел Шалаурова (с которым мог встречаться еще в Охотске, когда работал там как каторжник на солеваренном заводе) искать путь в Индию вокруг Северной Азии. Во время похода Петра на Дербент Соймонов сам говорил великому шкиперу, что «Сибирские восточные места и особенно Камчатка, от всех тех мест и Японских, Филиппинских островов, до самой Америки по западному берегу остров Калифорния найтится может, и поэтому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех пор доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы, почти целые полкруга обходить принуждены…».

Петр Великий «прилежно слушать изволил» эти слова своего любимого адмирала. И каторжник, у которого спина еще не зажила от кнута надсмотрщика, еще не закрылись изъеденные солью раны на руках, вместе с простым незнатным вятичем и устюжанином разработали план похода в Индию из Сибири. Неукротимая жажда искательства охватила Шалаурова. Он отдал деньги на постройку корабля, постиг сложную науку мореходства. Шалауров стал первым помощником Афанасия Бахова.

«…В бытность Тобольского губернатора Федора Ивановича Сойманова согласились два купца, первый вышеозначенный Шелагуров, а второй природный устюжанин Бахов, с 75 человеками, спускаясь вниз по реке Лене и по восточным сибирским берегам с намерением пробраться, ежели возможно будет», — повествовал устюжский штаб-лекарь Яков Фриз.

«Прозимовав на устье Лены, отправились они своим судном, 1758 года, 20 июля, до устья Яны, отстоящей от Лены на 405 верст, куда и пришли в исходе сентября. Пробыв же здесь два года, продолжали свой путь 1760 года, в июле, к устью Индигир-реки, расстоянием от Яны 565 верст, отсюда отправились они до реки Колымы, по расстоянию 760 верст, куда прибыв в сентябре, жили тут паки два года. А между тем Бахов пришел в несогласие со своим товарищем и остался на месте. Шалауров же один, не оставляя предприятия, отправился 1762 года, 20 июля, от Колымы до Шелагского мыса, следовательно, под 74° широты и 190° долготы, от Колымы же 420 верст. Тут будучи он притеснен 16 суток ужасным льдом от 4 до 15 сажен толщины, принужден был по оному бечевою далее тянуть свое судно, но, нашед невозможность, возвратился в Колымское устье, где Бахова нашел умершим…» Шалауров сложил руки? Нет, он мчится через всю Сибирь в Тобольск к Соймонову, а оттуда в Петербург и добивается содействия правительства, написав свое знаменитое «Доношение» о четырехлетних скитаниях во льдах. Вдохновенный простолюдин не теряет надежды пробиться сквозь ледяные стены Сибири к просторам Тихого океана! Снарядив судно, Шалауров пошел вдоль необитаемого берега между устьем Колымы и Шелагским мысом. В тот год в морях южного полушария плавал сэр Байрон — дед великого поэта, в России снаряжалась экспедиция Чичагова для похода с русского Севера в Индию, а Степан Глотов открыл остров Кадьяк у берегов Северной Америки.

Никита Шалауров пробился за Баранов Камень и вскоре увидел долгожданный Шелагский мыс. Но, как пишет Яков Фриз, Шалауров, «перебравшись за Шелагский мыс, безвестно пропал и уповательно около тех самых мест, где капитан Кук, пройдя с другой стороны Чукотский нос, нашел непреодолимую невозможность.