От растущей рядом с крыльцом дома груши, на лавочку падала тень и Андрей, с удовольствием откинувшись на спинку лавочки, вытянул ноги и закрыл глаза. Мысли вернули его к последней встрече с Ликой в её чудесном южном городе. Он пробыл у любимой два дня и вынужден был уехать. Он помнил затаившуюся в её глазах тоску, рождённую новой разлукой и букет больших жёлтых роз в её руках, которые он неизменно дарил ей, покупая их на стихийном рынке у самого вокзала. Его сердечко разрывалось, когда вагон трогался с места и поезд понемногу начинал набирать скорость. Лика не уходила, она махала ему рукой до тех пор, пока поезд полностью не исчезал в дали. Он чувствовал её боль своей болью, её тоску, своёй неизбывной тоской, терзающей его душу и сердце. Он пытался стать на место Лики и пережить то, что она испытывала, провожая его и оставаясь вновь одной. Это было так тяжело, захлёстывало его жуткой безысходностью, боль саднила так, что на глаза наворачивались слёзы и он, стоя у открытого окна вагона, украдкой смахивал их носовым платком. Но вот поезд набирал скорость, вырвавшись на перегон, и равномерный перестук колёс возвращал его к жизни.
- Андрюша, иди в кухню, уже всё готово, - услышал он голос друга и, преодолевая нежелание расставаться со своими воспоминаниями, встал и медленно двинулся к летней кухне.
- Мой руки и присаживайся за стол, я разогрел вчерашний плов и достал несколько огурчиков из рассола.
Тщательно вымыв с мылом руки, Андрей вытер их полотенцем и уселся за стол у окна.
- Может рюмку коньяка, - спросил Саша без всякой надежды на согласие со стороны друга и, увидев его отрицательный жест, поставил на стол только одну хрустальную рюмку. - А я выпью до вечера всё выветрится и следа не останется. А тебе могу предложить квас и, открыв холодильник, достал запотевшую бутылку.
- Вот это другое дело, я знаю, какой ты мастер по изготовлению этого напитка и выпью с удовольствием, - ответил Андрей и, взяв стакан, наполнил его шипучим квасом.
Закончив кушать, Андрей взял недопитую бутылку кваса, закупорил её и стал мыть после себя тарелку и вилку. На движение друга и его порыв что-то сказать, он повернулся к Саше и, протянув в его сторону руку, сказал.
- В этом доме нет женщины, поэтому я сделаю это сам. Какой же я друг, если поев, оставлю грязную посуду мыть одинокому мужчине, - в ответ Саша улыбнулся и остался на месте.
- Я в сад, лягу и полежу в гамаке, - а затем, явно испытывая неудобство от того, что собирался сказать, продолжил, - если ты не возражаешь, я хотел бы побыть один.
- Без проблем, у меня есть чем заняться, как ни как у меня отпуск и планов на меня по дому море. Если уснёшь, я разбужу тебя за час до поезда.
- Саша, ты добрый, понимающий и отзывчивый друг. Спасибо тебе...,- Андрей взял бутылку кваса и стремительно вышел из летника.
Сад был небольшим, но фруктовые деревья в нём росли густо, и было их в нём много. Тут были мощные яблони разных сортов, несколько старых и высоченных, отплодоносивших к этому времени года черешен, пара абрикосов "Огонёк", под которыми лежало множество упавших плодов. Андрей наклонился и, подобрав несколько штук, с удовольствием вонзил зубы в медовую мякоть одного из них. Между двумя яблонями был привязан гамак и, подойдя к нему, Андрей с удовольствием опустился в его сетку. Съев абрикосы и отпив пару глотков кваса, он поставил рядом с гамаком бутылку и, закрыв глаза, откинулся на спину и вытянулся в сетке. Немного покачавшись, гамак успокоился, и наступила полная тишина, слегка нарушаемая лёгкими порывами ветерка, шелестом листьев на деревьях и редкими криками птиц.
На маленькой сцене его закрытых глаз, подсвеченной розовым цветом из смеси крови в веках и солнечных лучей пробивавшихся сквозь листья яблонь, он увидел образ любимой, склонившейся к его изголовью. Её лёгкая улыбка приоткрывала кораллы белоснежных зубов, а из-под длинных ресниц на него смотрели улыбающиеся, такие любимые им зеленовато-серые глаза, полные нежности и признательности и преданности. |