|
Вытащи меня из той грязи, в которой я оказалась. Я уже сама себе не верю. Я боюсь. — Кого? Наполеона или Колиньи? — Обоих! — В ее глазах появились слезы. — И тебя тоже. Я боюсь узнать, что ты думаешь обо мне на самом деле. Ты сказал, что любишь, но не знаешь, верить ли мне. Но я тоже не знаю, могу ли тебе верить! У тебя есть друзья и убеждения. У меня нет ничего и никого. Ты знаешь, чего я сейчас хочу? Остужев покачал головой и подумал, что он хочет только одного — оказаться с ней вдвоем далеко-далеко, все равно где, лишь бы все эти страшные и отвратительные события остались на другом краю земли. — Я хочу, чтобы ты увел меня в спальню, Саша, — сказала Бочетти. — И если ты сейчас скажешь мне «уходи», я уйду. А можешь ничего не говорить. Я сама все пойму. Он даже улыбнулся. Джина вела себя так, будто у него был выбор. Она в самом деле не понимала, как он ее любит, и это делало ее почему-то еще более привлекательной. Александр взял ее за руку и повел. Они прошли мимо готовящих ужин друзей, и никто не сказал им ни слова. — Как ты думаешь, она ему там ничего не сделает? — спросила Мари, когда пара поднялась по лестнице. — Смотря что ты имеешь в виду! — рассмеялся Гаевский и покосился на печально хлопающего глазами, ничего не понимавшего Байсакова. — Но довольно странно было бы помогать спасти его, чтобы потом убить. — А ты уверен, что она сама знает, чего хочет? — Мари хлопнула рукой о стол и посмотрела на Ивана. Тот кивнул. — Ты все время пытаешься все просчитать, Антон. Молодец. Только женщину просчитать невозможно. А наверху творилось волшебство. Александр был слишком влюблен, чтобы подумать, где научилась Джина всему тому, чем он наслаждался. И это к лучшему, ведь именно сейчас к нему неожиданно пришла лучшая ночь в его жизни. Возможно, она была лучшей и в жизни Джины. И ничто не говорило о том, что она добивается каких-то целей, ни одна тень не проскользнула на ее лице. Мари оставила остатки ужина на столе, и под утро Александр и Джина были приятно удивлены. Они молча сидели друг напротив друга и уплетали за обе щеки сыр, помидоры, зелень… Все подряд. Курицы оставалось совсем немного, и тарелка долго ездила с края на край стола — каждый хотел угостить другого. Наконец Джина подошла к Александру и заставила съесть птицу, тонкими пальцами запихивая кусочки ему в рот. Если бы его спросили, чем он готов заплатить за это блаженство, он бы, не задумываясь, ответил: всем. Потом они снова ушли наверх. Проснулась Мари, неслышной тенью метнулась за ними и немного постояла у двери. Ей не нравилась Бочетти, девушка чувствовала что-то недоброе, но сформулировать какую-то мысль, чтобы донести ее до Александра, не могла. Мари спустилась и обнаружила голодного Байсакова, рыщущего по кухне. Общаться они не могли, но Мари снова все поняла без слов. Она показала ему, где хранятся запасы пищи, и Иван долго по-русски ее благодарил. Мари занялась приборкой, делая вид, что не обращает на Ивана внимания, но легкая улыбка все же появилась на ее губах в это утро. Наконец, позавтракать пришел и Антон, который на первую половину ночи сам себя назначил часовым. Ничего подозрительного он не увидел и не услышал, что его сильно успокоило — в глубине души он тоже боялся, что привел в этот затерянный в лесу домик змею. — Клод как-то даст тебе знать, когда появится? — тихо спросил он у Мари. — Нет, ему пришлось плотно залечь на дно. Колиньи выследил меня в обозе. Боюсь, Баррас рассказал ему все. Когда появился Дюпон, они обложили его. Клоду пришлось уйти, но об этом домике он знает. Я оставила тут ему несколько знаков, чтобы не торопился входить, если что-то случится. Но когда его ждать… — Мари загрустила. — И ждать ли? — Брось с утра нюни распускать! — Антон повернулся к Байсакову. |
