Германоязычный продолжал говорить, и в его голосе усиливались иронические нотки:

— Zwei tausend drei hundert vier-und-sechzig nach Hitler. Hilft das Ihnen vielleicht? Nach Hitler!

— Еще как поможет! — радостно вскрикнул Мишнофф. — Es hilft! Hören Sie, bitte… — Он продолжал говорить на ломаном немецком, вкрапляя в него обрывки планетарного: — Бога ради, um Gottes willen…

Если отсчитать 2364 года от Гитлера, все равно получался другой год.

Безнадежно путаясь, он мучительно складывал немецкие слова, пытаясь объясниться.

Нахмурясь, незнакомец задумался. Он машинально поднес к подбородку руку в перчатке, чтобы по привычке погладить его или сделать похожий жест, но, наткнувшись на прозрачное стекло шлема, закрывавшее лицо, так же машинально опустил ее.

— Ich heiss George Fallenby,— сказал он внезапно.

Имя, как показалось Мишноффу, было англосаксонского происхождения — даже несмотря на то, что незнакомец своим произношением сильно изменил его, придав ему вид тевтонского имени.

— Guten Tag, — неловко поздоровался Мишнофф. — Ich heiss Alec Mishnoff .— Только сейчас ему вдруг открылось, что его собственное имя — славянского происхождения.

— Kommen Sie mit mir, Herr Mishnoff ,— проговорил Фалленби.

Вымученно улыбаясь, Мишнофф последовал за ним и негромко передал по радио:

— Все в порядке, Чинг. Все в порядке.

Вернувшись на собственно Землю, Мишнофф встретился с руководителем Бюро, который, можно сказать, буквально состарился на службе. Каждый его седой волосок означал успешно разрешенную проблему, которая когда-либо встречалась на его пути, а каждый выпавший волосок — предотвращенную драму. Он был осторожным человеком и никогда не поступал опрометчиво. Его глаза были все еще по-юношески ярки, а зубы — до сих пор собственные. Звали его Берг.

Он покачал головой:

— Значит, они разговаривали по-немецки. Но на немецком, который ты изучал, изъяснялись две тысячи лет тому назад.

— Верно, — согласился Мишнофф. — Но тому английскому, на котором говорил Хемингуэй, тоже две тысячи лет, и тем не менее все могут читать на нем, поскольку планетарный язык весьма схож с английским.

— Хм-м. А кто такой этот Гитлер?

— В древности он был кем-то вроде вождя племени. Он вверг свое германское племя в одну из войн двадцатого столетия — как раз незадолго до начала Атомной эры и подлинной истории.

— Ты имеешь в виду — до Опустошения?

— Точно. Потом последовала целая серия войн. Англосаксонские страны одержали победу, и в ней я вижу причину того, почему языком Земли является планетарный.

— Значит, если бы выиграл Гитлер со своими германцами, то весь мир говорил бы вместо планетарного на немецком?

— Они и победили на Земле Фалленби, сэр, и язык, на котором говорит их мир, — немецкий.

— И время свое они отсчитывают «от Гитлера» вместо A. D.?

— Ну да. А еще, я полагаю, существует Земля, где победили славянские племена и все говорят по-русски.

— Так или иначе, — произнес Берг, — мы, очевидно, должны были предвидеть это, однако никто, насколько мне известно, об этом даже не подумал. В конце концов, существует бесконечное множество обитаемых Земель, и мы не можем быть единственными, кто видит разрешение проблемы безграничного роста населения в освоении вероятностных миров.

— Все верно, — серьезно сказал Мишнофф, — а еще мне кажется, что если об этом думаете вы, то тем самым занимаются и в бесконечном множестве обитаемых Земель.