Катерина была еще совсем ребенком, и в этом не было ничего плохого… Ничего… Она ничего такого не знала. Но разве ей не говорили о ее недостойном поведении? Разве она не избила за это свою внучку? И разве Дерхэм не бежал?
– Я ничего об этом не знала! Ничего не знала! – плакала она.
Хитрые глаза Риотесли внимательно оглядывали комнату.
– Я полагаю, – сказал он, – что вашу милость следует отправить в Тауэр.
Толпа собралась в Тайбурне, чтобы посмотреть, как будут умирать любовники королевы. Первым настала очередь Калпеппера. Как королева могла любить такого человека? Лицо его было измученным, губы синими, кожа напоминала засохший сыр, глаза глубоко запали в черные дыры глазниц. Люди вздрагивали, понимая, что они видят не любовника королевы, а то, что сделали из него мучители, пытавшие его. Счастливый Калпеппер: он был человеком высокого происхождения. И ему должны были отрубить голову.
Так мог считать Дерхэм. Он не был очень знатным. И хотя он просил у короля милости, чтобы ему отрубили голову или повесили, король не пошел на это. Он считал, что должен быть приведен в исполнение приговор, назначенный судьями.
Глаза Дерхэма ничего не видели от боли. Он столько страдал со времени своего ареста. Он не думал, что люди могут быть такими жестокими. Он знал об этих комнатах пыток в подвалах Тауэра, но знать понаслышке и знать по опыту – это совсем разные вещи. Он не хотел жить, потому что если бы он остался в живых, он не смог бы забыть эти мрачные и влажные серые стены, жуткие крики, вызванные агонией, боль и запах крови и уксуса и эти страшные орудия пыток, этих чудовищ, не умеющих мыслить и строго подчиняющихся злой воле людей.
Он страдал, и он должен был страдать еще больше. Он весь состоял из одной боли, но, возможно, он еще не испытал всей полноты боли. Природа более милосердна, чем люди, и тем, кто сильно страдает, она дает возможность потерять сознание. Но люди жестоки, они выводят свои жертвы из обморочного состояния и заставляют их снова страдать.
И он думал о бессознательном состоянии, которое обязательно приходит от невыносимой боли. И еще у него была одна радость: он не предал королеву! Они могут убить Катерину, но ни одна капля крови не замарает его рук. Он любил ее, его намерения по отношению к ней всегда были честными. Он был страстно влюблен в нее, не мог противостоять ей. Но это было вполне естественно. Это не было грехом. Он называл ее своей женой, а она называла его своим мужем. И он больше всего в жизни желал жениться на ней. А теперь, в Тайбурне, когда его ожидали еще ужасающие мучения, сердце его было спокойно, потому что конец близок, сколько бы они не приводили его в сознание для мучений. Эти люди, которые с безразличием взирали на его мучения, чудовища, бывшие только подручными этого отвратительного убийцы, который подмял под себя всю Англию и залил ее кровью, подверг пыткам и смерти, вызывали жалость, как и сам Генрих. Потому что настанет день, и они умрут, но умрут не так, как умрет Дерхэм – они не будут знать тех физических мучений, которые познал он, но они и не будут знать его сердечного спокойствия.
Петля стянулась у него на шее. Он повис в воздухе. Его сковала страшная боль. А потом он лежал на холодных досках и не мог дышать. Но они пытались привести его в чувство, чтобы снова заставить страдать.
Он пришел в себя, чтобы увидеть толпу, окружившую его, услышать гул голосов. Он окинул взглядом человека с кинжалом, приблизившегося к нему, и почувствовал агонию боли. Холодный кинжал и резкая боль. Он закричал, но одновременно с этим услышал успокаивающий его голос. Уже скоро, Дерхэм. Еще немного – и конец. Это не может продолжаться долго. Запомни, они помогают тебе покинуть этот ужасный мир.
Он слышал запах дыма. О Господи, подумал он и снова застонал. Он чувствовал запах своих горящих внутренностей. |