– Сегодня, ребята,- сказал он,- вы представляете собой только движущиеся фигуры.

И притом, смею сказать, весьма привлекательные. Итак, я хочу внести ясность и уточнить мизансцены, после чего мы сможем немножко порепетировать текст.

У нас с Элис по пьесе были три бурные любовные сцены. Я боялся, что буду чувствовать себя неловко, но она держалась уверенно, без тени смущения: я был для нее только партнером, и наши объятия походили скорее на какой-то замедленный танец. Мы играли так слаженно, что Ронни поправлял меня не чаще двух раз в каждой мизансцене, а для начала это было вполне сносно. Элис твердо вела меня за собой, что, в сущности, и требовалось, так как по пьесе она должна была меня соблазнить.

По окончании репетиции Ронни не удержался от похвал:

– Любовные сцены уже начинают у вас получаться, Джо. Меня беспокоит другое.- Он подмигнул мне, поглядев поверх очков.- Я имею в виду эту скучную, но неизбежную канитель: как выйти на сцену, как уйти, как сесть, как встать и прочее. Вы садитесь так, словно… Ну, не будем

вульгарны. А встаете так, словно сидели на гвоздях. И вы очень неуклюжи в сценах с Энн и Джонни. Но вот с Элис вы оживаете.

– Элис и мертвого способна оживить,- сказал я и улыбнулся ей. К моему изумлению, она слегка покраснела»

Когда Ронни закончил свои объяснения, я вместе с Элис спустился со сцены в зрительный зал. Она взяла свое пальто, лежавшее на кресле, я помог ей одеться.

Когда мои руки еще касались ее плеч, она на какое-то мгновение прислонилась ко мне. Но это движение было столь же бесстрастно, как наши объятия на сцене.

Я тоже надел пальто и сел возле нее.

– Я последовал вашим указаниям.

– Каким указаниям?

– Я позвонил Сьюзен. Мы с ней идем на балет.- Откуда-то из-за кулис доносились голоса Ронни и Херберта. Вдруг голубоватый свет залил сцену: сколоченные из досок столы на козлах, плетеные стулья, жесткую кушетку, на которой я только что целовал Элис, и окурки сигарет на полу. Театрик был маленький, но в эту минуту он внезапно покаэался мне огромным, пустым и гулким.

– Сьюзен?-переспросила Элис.- Ах да, помню.- Свет на сцене из голубого стал розовым. Вы не ошибетесь, если будете следовать моим советам. Тетушка Элис всегда бывает права.

– Какая же вы тетушка! – сказал я.- Им всем за сорок и от них пахнет камфарой.

Она сделала гримаску. Я заметил, что кожа под подбородком у нее чуть-чуть дряблая.

– Ну, камфарой от меня действительно, кажется, не пахнет. Тем не менее я веду себя совершенно как добрая тетушка из какого-нибудь дамского журнала, отвечающая на вопросы читательниц. Или как кормилица Джульетты.- Я уловил в ее голосе горечь.

– Вот уж нет,- сказал я.- Я видел «Ромео и Джульетту». Кормилица была отвратительная старая сводня. А вы милы, очаровательны и даже…- Я умолк.

Продолжать было опасно.

– И даже – что?

– Вы не рассердитесь? Обещайте.

– Хорошо,- сказала она нетерпеливо.- Я не рассержусь, даже если это что-нибудь непристойное. Обещаю.

Я еще колебался.

– Это покажется вам глупым. Я не могу…

– Ну, совсем как в «Доме миссис Бин»,- сказала Элис.- Вы просто несносны, Джо.

Договаривайте же, Христа ради!

– Вы, вы… Нет, не то… не просто трогательны. Вы какая-то трогательно-беспомощная, как маленькая девочка. И какая-то потерянная. Словно вы все время ищете что-то.

Ах, черт, я говорю, как герой скверного фильма! Забудьте все, что я сказал, ладно?

Несколько секунд она молчала. Затем глаза ее увлажнились.

– Как странно услышать это от вас. Нет, я не сержусь, мой друг.- Она порылась в сумочке. Зажигая для нее спичку, я с удивлением обнаружил, что у меня дрожат руки.