Евгений Щепетнов. Путь самураяПуть самурая – 1
Я постиг, что Путь Самурая – это смерть. «Хагакурэ», трактат о Бусидо
Пролог
Хорошо! Солнце, ветерок, запах мокрой земли и цветов – сирень цветет! Я оглядываюсь на жену, потом смотрю на испачканное мороженым лицо Настюхи. На носу у нее смешная белая нашлепка – всю мордочку засунула в стакан! Жизнь хороша, и жить хорошо! Я молод, здоров, у меня красивая жена, замечательная дочка – чем не жизнь?! И хочется петь! Что петь? А лучше всего старую песню, еще довоенную: «Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!» Есть что-то в ней такое… летящее, красивое! Так и видишь птиц, уносящихся в небеса! Мне двадцать девять лет, и у меня все хорошо! Хорошо идет служба. Как говорит Маша, я работаю Анискиным. Дома все хорошо, и вообще все отлично! Денег не очень-то и много, но нам на жизнь хватает. А работа мне даже нравится, хоть и говорят, что участковый – это самый что ни на есть неблагодарный участок фронта. Да, именно фронта – мы, участковые, на передовой! К нам ссылают проштрафившихся оперов, к нам идут бывшие военные, которым нужно где-то начинать свой карьерный взлет по ментовской взлетной дорожке. «Дальше фронта не пошлют – дальше участкового не отправят!» Я оглядываюсь на жену, протягиваю к ней руку, и… Удар! Смачный, хрустящий шлепок! Черный фургон пронесся мимо меня, снеся и Настюху и Машу, – черный, как сама смерть. И я уже не смотрю – остановился он или нет, какая мне разница?! Я вижу только два комочка, две маленькие съеженные фигуры на асфальте – и больше ничего в мире. Весь мир для меня сосредоточился в этих двух фигурках! И я кричу – страшно, дико, из самого нутра – криком умирающего зверя, криком человека, который только что лишился всего, что составляло суть его жизни. За одну секунду – всего! И я просыпаюсь. И жду, когда ночной кошмар уйдет, оставив вместо себя отчаяние, одиночество и боль. А потом иду на кухню – грязную, неубранную, достаю из холодильника бутылку водки, наливаю в граненый стакан, доставшийся от деда, и, стуча зубами по старому стеклу, пью. Пью – захлебываясь, вздрагивая от жгучей горечи. И отпускает. Снова отпускает. Теперь – только чернота. Холодная, одинокая постель в неухоженной тихой квартире.
Встал, пошел в ванную комнату, включил свет – из маленького окошечка над ванной свет поступал чисто условно, хотя за окном уже ярко светило солнце. Июнь! В забрызганном пеной, заляпанном руками зеркале отразилась моя физиономия – опухшая, с глазами-щелочками, на голове черт знает что, не то сеновал, не то помойка. Эдак и до вшей можно дойти, не участковый, а бомж какой-то! Пошел на кухню. Опасливо отстранившись от газовой колонки, разжег этот адский агрегат. Всегда боялся этого мерзкого изделия адептов сатаны – если не стену разнесет, взорвавшись, так когда-нибудь спалит твой несчастный скальп! Не разнес. Не спалил. Теперь можно хоть как-то привести себя в порядок. Перегара, конечно, горячая вода не уберет, но повышенную лохматость устранит. Рубашка, конечно, уже не то что третьей свежести – четвертой! Но другой, увы, нет. Остальные еще хуже. Быстренько застирать засаленный воротник, замыть пятно от кетчупа на груди (не помню, что вчера жрал, но из этой штуки определенно текла «кровь гамбургера»), потом утюгом по мокрому, пар, шипение – и вот я уже новенький, как только что отчеканенный пятирублевик! Включил телик – пока отглаживал брюки, смотрел новости. Ничего хорошего не увидел. Разгул преступности… падение доходов… бла-бла-бла… Реформаторы хреновы! Губошлепы! Только и можете что шлепать своими толстыми мокрыми губищами и вещать о том, как хорошо нам будет при рыночной экономике, особенно после того, как правительство выполнит ваши дурацкие планы! Ох, Сталина на вас нет! Как говаривал покойный дед, в квартире которого сейчас я и живу. |
