Уже почти на выходе их догнал запыхавшийся Иван.

— Вот, ты оставила на стуле, — он протянул Светке её резинки для волос.

— Ой! — обрадованно спохватилась девочка. Эти резинки были её любимыми, с весёлыми пластмассовыми ромашками. — Спасибо! Вот я растяпа, вечно всё забываю…

— Ну ничего, — улыбнулся Иван. — Значит, ты к нам ещё вернёшься: примета такая…

Шурик тоже обрадовалась Ивану — этот юный джентльмен умел производить на девчонок неизгладимое впечатление с самого первого взгляда. Тётя Люба же моментально просекла его акцент на фразе «вернёшься к нам», безошибочно сделав вывод о принадлежности мальчишки к миру кинематографа.

— Это Ваня. Мы с ним вместе текст перед камерой читали, он тоже актёр, — похвасталась Шурик, подтверждая догадки матери. Та мгновенно сделала охотничью стойку, не обращая внимания на то, что Ивану, кажется, совершенно не понравилось то, что его представили банальным Ваней.

— Послушай, дружок, — ласково обратилась она к мальчугану, — может быть, ты в курсе, как там всё прошло с моей дочкой? Я имею в виду, сами пробы… Она справилась? Ведь ты же наверняка понимаешь в этом.

Иван замялся. По его лицу было заметно, что, с одной стороны, он не горит желанием разбалтывать секреты внутренней киношной кухни, в которой по праву считает себя своим. А с другой стороны — ему хотелось продемонстрировать, что он тоже не последний человек на съёмочной площадке.

— Откровенно говоря, — придавая голосу нарочито пренебрежительный тон, но явно рисуясь, проговорил он, — я думаю, что Света нам подходит на сто процентов. А вот Саша нет.

— Почему это? — вспыхнула тётя Люба. Светка тоже вспыхнула — правда, по другой причине: от радости, неожиданности и смущения. Неужели её правда возьмут сниматься?!

— Ну, только это сугубо между нами, вы понимаете… — Иван продолжал рисоваться, используя взрослые словечки и выражения. — Камера Сашу не любит, уж извините, так что — как киноактриса она абсолютно бесперспективна. Оператор сказал, что у неё лицо плоское, совершенно невыразительное. Несмотря на то, что по жизни она очень даже симпатичная, — постарался он напоследок подсластить пилюлю. Шурик, несмотря на безжалостный уничижительный приговор, невольно зарделась от удовольствия. Удивительно, с какой лёгкостью Иван это произнёс! Да все их знакомые мальчишки-ровесники предпочли бы скорее откусить себе язык, чем так откровенно признать кого-нибудь из девчонок симпатичной.

Тётя Люба даже не пыталась скрыть охватившего её отчаяния, смешанного с горечью разочарования и рухнувших надежд. «Мальчишка… сопляк! — думала она со злостью. — Разболтался тут! Да что он может понимать в этих делах? Там что-то подслушал, тут где-то ухватил…» Нет, это определённо какая-то ошибка. Никто не мог так сказать про Александру. Она не просто симпатичная — она писаная красавица, куда там прощелыге Светке!

Едва сдерживаясь, чтобы не сорвать злость на подруге дочери, тётя Люба ровным голосом попрощалась с Иваном и велела девочкам следовать за ней.

В этот момент к проходной лихо подкатили новенькие «Жигули». С водительской стороны выскочил молодой мужчина и, обежав машину спереди, любезно распахнул дверцу перед пассажиром.