— Несколько дней? По-моему, через три дня приедет господин де Вомартен?..

— Так вот, он не приедет, потому что я к нему еду. Все равно, мне крайне необходимо размяться!..

— Но ведь завтра у вас по меньшей мере две встречи? Одна с…

— Ну и что? Извинись за меня! Или поезжай вместо меня и говори, что на ум придет! А мне пора немного и о себе позаботиться!

— Что все это значит?

Тремэн наклонился и уставился на слугу, который был к тому же и его самым старым другом.

— Что я слишком молод, чтобы жить в воздержании под крылом кандидатки в святые… и что я намерен как можно скорее найти себе девушку!

Поскольку ему никогда не приходилось иметь дела с жрицами любви, он так не поступил, а лишь поехал на море, искупался, чтобы взбодрить кровь, и потом отправился в Валонь, где провел остаток ночи в гостинице «Гран Тюрк», откуда собирался выехать на рассвете, чтобы к вечеру быть в Гранвиле. Свой план он тщательно выполнял.

Во время долгой дороги он вновь переживал гнев и разочарование. Чтобы его жена боялась любви — это не укладывалось у него в голове. Конечно, первый опыт в лапах старого Уазкура оставил у Агнес ужасные воспоминания, но с тех пор как они поженились, прошло больше года, и он старался их уничтожить, а она, видит Бог, всегда была пылкой любовницей, пока не почувствовала первые недомогания! Неужели придется все начать сначала? Снова приручать ее, а затем расстаться с мыслью о материнстве?

Гийома беспокоила еще одна мысль — каноник Тесон, бывший друг ее матери, которого Агнес вновь повстречала в монастыре в Валони, где она нашла убежище после смерти барона, и который, по его мнению, слишком часто являлся в дом На Семи Ветрах. Будучи весьма умеренным верующим, да еще не доверяя церковникам, Тремэн не любил его так же, как Агнес не любила Вомартена, и опасался, как бы тот слишком прочно не обосновался в его доме… Он решил, что побеседует об этом с Потантеном, своим верным советчиком…

Наконец он прогнал прочь свои тревоги. Стояло бабье лето. Ланды были покрыты крупными пятнами вереска, его цвет менялся от розового к сиреневому, а в подлеске было столько грибов, что даже слепой мог бы собирать их по запаху. К Гийому вернулось привычное хорошее настроение, и, решив больше не пережевывать свои домашние проблемы и не думать о том, что его ждет по возвращении, он почувствовал себя легко, словно школьник на каникулах, когда, наконец, сошел с коня на постоялом дворе «Оберж де Ла-Манш», где собирался переночевать. Он мог бы сразу отправиться к своему другу, отличавшемуся щедрым гостеприимством, но терпеть не мог причинять людям беспокойство. Поэтому он лишь послал им записку, извещавшую о том, что явится завтра, с аппетитом поужинал, лег и крепко уснул после столь долгой тряски в седле.

На следующий день, около десяти часов, он прошел по мосту, переброшенному через Ров англичан, и легко взбежал по улице Сен-Жан с большим букетом цветов, еще покрытых росой, которые он купил на базаре для госпожи де Вомартен. Он вручил его служанке и направился к Большим воротам, недалеко от которых находилась контора судовладельца с видом на раскинувшийся внизу порт. Над ним тянулась длинная улица, закопченная и грязная, куда выходили лишь склады да матросские кабачки. Отовсюду доносился резкий запах рыбы и рассола.

Судя по всему, Гийома опередил еще более ранний посетитель, так как у входа в контору ожидал кучер с коляской. Гийома все уже знали: когда он вошел на порог и громко бросил «Всем привет!», склонившиеся над реестрами служащие — очки на носу, перо за ухом — все как один подняли головы и ответили:

— Приветствуем вас, господин Тремэн!

Вновь пришедший задержался поговорить с одним из работников, как вдруг собиравшаяся было пройти в кабинет судовладельца дама, на которую Тремэн успел взглянуть, заметив лишь тонкую талию, элегантный туалет и большую, украшенную султаном шляпу, целиком скрывавшую ее лицо, внезапно остановилась, повернула назад и пошла к нему.