Изменить размер шрифта - +
Эта женщина-бард — да воздается ей по заслугам за мой холодный пот и ночные кошмары! — была, насколько я помню, дочерью корабельного плотника. Звали ее Милосерда, хотя она никогда не была милосердна по отношению ко мне. История, которая здесь последует, была как-то связана с постройкой кораблей. Она припоминается мне также в какой-то смутной связи с пилюлями каломели, и, судя по этому, ее, очевидно, приберегали для тех вечеров, когда мне было дурно от лекарств.

 

Жил-был однажды корабельный плотник, и плотничал он на казенной верфи, и звали его Стружка. А еще до того отца его звали Стружка, а еще до того отцова отца звали Стружка, и все они были Стружки. И Стружка-отец продал свою душу дьяволу за бушель десятипенсовых гвоздей, полтонны меди и говорящую крысу, и Стружка-дед продал свою душу дьяволу за бушель десятипенсовых гвоздей, полтонны меди и говорящую крысу, и Стружка-прадед распорядился собою таким же образом и на тех же условиях, и сделка эта заключалась в семействе с давних времен. И вот однажды, когда младший Стружка работал один в темном трюме старого семидесятичетырехпушечника, который втащили в доки для починки, перед ним появился дьявол и заметил ему:

 

         У ведерка есть дужка,

         На палубе пушка,

         У меня будет Стружка.

 

(Не знаю почему, но то обстоятельство, что дьявол изъяснялся стихами, произвело на меня особенно тягостное впечатление.) Услышав эти слова, Стружка поднял голову и увидел дьявола с глазами, что твои плошки — смотрели они в разные стороны, и сыпались из них синие искры. Стоило ему мигнуть, как из глаз у него сыпались снопы синих искр, а ресницы стучали так, словно железом ударили по кремню, чтобы высечь огонь. Чугунок он повесил себе на руку, одной рукой он прижимал к боку бушель десятипенсовых гвоздей, другой рукой — полтонны меди, а на плече у него сидела говорящая крыса. И вот дьявол снова и говорит:

 

         У ведерка есть дужка,

         На палубе пушка,

         У меня будет Стружка.

 

(Эта наводящая ужас склонность злого духа к тавтологии всякий раз неизменно заставляла меня почти что лишаться чувств.) Стружка ничего не ответил и продолжал свою работу. «Что ты делаешь, Стружка?» — спросила говорящая крыса. «Я прибиваю новые доски вместо тех, что изгрызла ты со своей шайкой», — отвечал Стружка. «А мы их снова изгрызем, — отвечает ему крыса, — и корабль даст течь, вся команда потонет, и мы ее тоже съедим». Ну а Стружка ведь был не военный моряк, а всего только плотник, так что он ей на это сказал: «Ну и на здоровье». Но он не мог оторвать глаз от полтонны меди и бушеля десятипенсовых гвоздей, ибо медь и гвозди любезны сердцу всякого корабельного плотника, потому что с ними он куда хочешь может податься. Вот дьявол ему и говорит: «Я вижу, Стружка, на что ты поглядываешь. Давай-ка лучше ударим по рукам. Ты условия знаешь. Твой отец знал их еще до тебя, а еще до него твой дедушка, а еще до него твой прадедушка». А Стружка ему: «Медь мне пригодится, и гвозди в дело пойдут, и чугунок тоже сойдет, а вот крыса мне ни к чему». Дьявол прямо рассвирепел: «Ты без нее ничего не получишь! — говорит. — Это тебе не какая-нибудь обыкновенная крыса! Ну, я пошел!» Стружка испугался, что уплывут от него полтонны меди и бушель гвоздей, он и говорит: «Давай сюда купчую». Получил он, значит, медь, гвозди, чугунок и говорящую крысу, а дьявол сгинул.

 

Стружка продал медь, продал гвозди, продал бы и чугунок, да только всякий раз, как он предлагал его покупателю, оказывалось, что в чугунке сидит крыса, и покупатель при виде крысы ронял чугунок и не желал больше слышать о покупке.

Быстрый переход