С давних пор Дюрвилю хотелось исследовать Магелланов пролив; его интересовала не только гидрография, ибо после тщательной съемки, произведенной английским капитаном Кингом (начатая им в 1826 году, она была закончена лишь в 1834 году Фиц-Роем), там оставалось не так уж много работы; его прельщала надежда собрать новые сведения из области естественных наук.

Разве не было бы в высшей степени полезно проверить реальность тех постоянно возникающих препятствий, тех резких перемен ветра, всех тех опасностей, о которых сообщали старинные мореплаватели?

А разве не принесли бы удовлетворения точные и обстоятельные данные о знаменитых патагонцах, о которых ходило столько легенд и велось столько споров?

К тому же еще одно соображение говорило в пользу стоянки в бухте Пуэрто-Амбре, куда Дюрвиль собирался зайти, вместо острова Эстадос. Перечитывая донесения исследователей, совершивших плавания в Южном океане, командир пришел к убеждению, что лучшим периодом для успешного подступа к полярным районам является конец января и февраль. Только в эти несколько недель полностью сказывается потепление и не приходится бесцельно подвергать команду тяготам и опасностям, возникающим при плавании в неподходящее время года.

Как только решение было окончательно принято, Дюрвиль сообщил о своих новых намерениях капитану Жакино и сразу же пустился в путь к проливу. 12 декабря оба корвета находились в виду мыса Вирхенес, и Дюмулен с помощью молодых офицеров приступил на ходу корабля к серии превосходных по качеству исполнения гидрографических съемок.

Во время трудного плавания по проливу Дюрвиль проявил в равной мере смелость и хладнокровие, способность быстро ориентироваться и присутствие духа (по отношению к нему применялись именно эти выражения) и заставил полностью изменить мнение о себе многих матросов, которые, видя его в Тулоне тяжело ступающим, больным подагрой, наивно восклицали: «О! С этим стариком мы далеко не заберемся!»

Но когда благодаря постоянной бдительности командира пролив был благополучно пройден, настроение моряков так резко изменилось, что они повторяли:

«Это не человек, а дьявол. Он вел нас по самой кромке скал и рифов, словно всю жизнь свою только этим и занимался!… А мы-то думали, что он одной ногой в могиле!»

Здесь уместно будет сказать несколько слов о стоянке в бухте Пуэрто-Амбре.

«Когда я собирался вернуться на корабль, — рассказывает Дюрвиль, — боцман передал мне маленький бочонок, который нашли висевшим на дереве у самого берега, а рядом на столбе была надпись по-английски: "Почтовое отделение". Увидев, что в бочонке находятся бумаги, я взял его на корабль и ознакомился с его содержимым. Это были сообщения капитанов, проходивших Магеллановым проливом, о времени прохождения и условиях плавания, кое-какие советы тем, кто окажется здесь после них, письма в Европу и в Соединенные Штаты. По-видимому, впервые идея создания такой почтовой конторы под открытым небом пришла в голову американскому капитану Каннингему, который в апреле 1833 года воспользовался подвешенной к дереву бутылкой; его соотечественник Уотерхауз в 1835 году придумал полезное добавление в виде столба с надписью. Наконец, английский капитан Керрик, командир шхуны "Мэри-Энн" из Ливерпуля, в марте 1837 года прошел пролив, направляясь в Сан-Блас; он побывал здесь и на обратном пути 29 ноября 1837 года, то есть за шестнадцать дней до нас; это он заменил бутылку бочонком и предложил мореплавателям в будущем пользоваться им для писем, которые они пожелали бы отправить в различные страны. Я решил еще больше усовершенствовать эту полезную и остроумную при всей своей простоте идею, устроив настоящую почтовую контору на возвышенной точке полуострова; ее вывеска должна была быть написана такими буквами, чтобы привлечь внимание мореплавателей, не предполагающих заходить в Пуэрто-Амбре; любопытство заставит их послать шлюпку, чтобы обследовать ящик, прибитый к столбу.