«Население Вава, — рассказывал Клаппертон, — славится своей честностью. Это веселые, доброжелательные и гостеприимные люди. Я не встречал в Африке никого, кто так охотно рассказывал бы о своей стране, как они, и, что совсем удивительно, не видел среди них ни одного нищего. Они утверждают, что ведут свое происхождение не от коренных жителей Боргу, а от выходцев из хауса и ифе. Их язык является диалектом языка народа йоруба, но их женщины красивы, чего нельзя сказать о женщинах йоруба, мужчины сильны и хорошо сложены. Религия их — смесь язычества и выродившегося мусульманства».

Клаппертону принадлежит еще одно ценное наблюдение: вдали от побережья он встречал племена феллатов, бывших еще язычниками, но говоривших на том же языке, что и феллаты-мусульмане, и имевших те же черты лица и тот же цвет кожи. Они, очевидно, были одного происхождения.

«Пока я сидел у султана, — вспоминал Клаппертон, — принесли завтрак. Меня тоже угостили. Завтрак состоял из жирной водяной крысы в шкуре, отличного вареного риса, сухой рыбы — тушенной в пальмовом масле, крокодиловых яиц, жареных и тушеных, и, наконец, свежей воды из Куары. Я съел немного тушеной рыбы и рису, и все смеялись, как это я даже не попробовал ни крысы, ни крокодиловых яиц».

Султан принял путешественника приветливо и сообщил ему, что повелитель Юри уже неделю держит наготове суда, чтобы он мог подняться по реке до столицы. Клаппертон ответил, что все пути между Борно и Юри закрыты из-за войны, а потому он предпочел бы двигаться через Кулфо и Ниффе. «Ты прав, — сказал султан, — ты хорошо сделал, что явился ко мне, и поедешь той дорогой, какой захочешь».

Во время следующего свидания путешественник стал расспрашивать об европейцах, которые двадцать лет назад погибли на Куаре. Этот вопрос явно был неприятен султану, и Клаппертон не получил на него прямого ответа. «Я был тогда слишком молод, — сказал султан, — и не знаю точно, как это случилось».

— Мне хотелось бы только получить, — заметил Клаппертон, — книги и бумаги, принадлежавшие тем путешественникам, и увидеть место, где они погибли.

— У меня нет ничего из их вещей! — ответил султан. — А туда, где они погибли, ты не ходи! Это очень плохое место.

— Мне говорили, что обломки их лодки виднеются там до сих пор. Правда ли это? — спросил Клаппертон.

— Нет, нет, тебе сказали неправду, — возразил султан. — Обломки лодки, застрявшей между камней, давно унесло полой водой.

На новый вопрос о бумагах и дневниках Мунго Парка султан ответил, что у него нет ничего и что все бумаги были переданы каким-то ученым. Но если это так уж важно Клаппертону, продолжал султан, он велит их разыскать. Поблагодарив султана, путешественник, попросил разрешения расспросить в городе стариков; многие из них, наверное, были свидетелями происшествия. При этой просьбе на лице султана выразилось очевидное замешательство, и он ничего не ответил. Поэтому настаивать дальше не имело смысла.

«Это нанесло тяжкий удар моим дальнейшим розыскам, — сожалел Клаппертон. — Всякий, кого я спрашивал о подробностях, выказывал растерянность и говорил: "Это случилось так давно, что я ничего не могу припомнить", или же: "Я не был при этом". Мне описали место, где лодка села на камни и где погиб ее злосчастный экипаж, но об этом говорили осторожно и как бы украдкой».

Несколько дней спустя Клаппертон узнал, что у последнего имама — феллата по происхождению — были какие-то книги и бумаги Мунго Парка. К сожалению, этот имам недавно выехал из Бусы. В Кулфо путешественник наконец получил сведения, не оставлявшие больше сомнений в том, что Мунго Парк был убит.

Расставаясь с Боргу, Клаппертон записывает в своем дневнике, что считает несправедливой дурную репутацию местных жителей, которых повсюду называют ворами и разбойниками.