Входят  ч е т в е р о — пантомима. Четыре Пьеро, поникшие, с белыми масками на лицах, окружают Валерку. Надевают ему на голову шутовской колпак, напяливают на него пеструю куртку. Наклеивают ему красные кружочки на щеки.

(В окружении печальных мимов, пританцовывая.) Добрые люди, эй, добрые люди! А вот посмотрите на шута, паяца, скомороха развеселого. Тебя гонят взашей, а ты — рот до ушей… Ах, ах, ах! Самолюбие-то у нас каково! Сам по себе человек как человек, росту обыкновенного. А самолюбие на три головы его выше. Ему бы в дверь раскрытую войти, а самолюбие в притолоку лбом упирается: куда, мол, шут гороховый? Я тебя, самого человека самей, не пущу!.. Вот и выходит игра у нас развеселая. Самому смешно (кивает на печальных мимов), и люди вокруг со смеху покатываются. Ах, ах, ах, ах! То ли глуп человек, то ли умен? Разбери, если не он самолюбие свое, а оно его за руку ведет… Эй, эй, гордецы-удальцы! Выкамаривайтесь! И рассудку вопреки, и желаньям вопреки — выкамаривайтесь! Ах, ах, ах, ах! До чего же развеселая игра!..

Голос из динамика, как обухом по голове: «Итак, дорогие участники нашей восхитительной прогулки, продолжаю описывать красоты, щедро проплывающие перед нашими взорами.

Пантомима разгримировывает Валерку, исчезает.

Не раз на плакатах и открытках, посвященных нашему чудесному краю, вы видели возвышающееся сейчас перед вами «Ласточкино гнездо». Построенное на мысе Ай-Тодор…»

Динамик захрипел и умолк. Маша и Валерка смотрят на динамик, ожидая продолжения. Динамик молчит.

(Подражая голосу экскурсовода.) …Построенное на мысе Ай-Тодор в тысяча девятьсот двенадцатом году по проекту инженера Шервуда уникальное здание «Ласточкино гнездо» является гордостью нашего неповторимого, чудесного и восхитительного края. Пострадало во время землетрясения в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Благодарю вас за внимание. Аминь.

М а ш а. Другие специально приезжают на эту красотищу поглядеть. А ты и не ценишь небось.

В а л е р к а (многозначительно). Что имеешь — не хранишь, потерявши — плачешь.

М а ш а. Стихи?

В а л е р к а. Стихи.

М а ш а (эти альбомные вирши произвели на нее впечатление). Я потом запишу.

В а л е р к а. И еще: люби меня, как я тебя, и будем мы с тобой друзья.

М а ш а (повторив про себя). Запишу.

В а л е р к а. Господи! Как допустил ты, что из всех девчонок — рыжих, белых, черных, буро-малиновых и голубых… (Умолкает.)

М а ш а (не опуская бинокль). Ну?

В а л е р к а (недоуменно пожав плечами). Жду ответа, как соловей лета. Динозавр!

М а ш а. Ой, Валерка! Это сколько же комнат в этом «Ласточкином гнезде»?

В а л е р к а. Пустяки. Тебе бы дворец Ливадийский. Там бы ты жильцов развела.

М а ш а. Любопытно же.

В а л е р к а. Слушай, отвлеченные мысли появляются у тебя? Скажем, видишь дерево и думаешь не о том, на сколько его кубометров дров можно распилить, а о том, что, может, на него еще Пушкин смотрел, что нас не будет на свете, а оно все так же будет по ночам со звездами разговаривать, ветвями качать.

М а ш а. Неодушевленные предметы не разговаривают. О чем им там говорить?

В а л е р к а.