|
Сейчас они бегут за ним, опустив головы и высоко поднимая колени, так, как бегут бегуны на коротких дистанциях. Впрочем, они просто копируют движения Валерки, который, очевидно, в данную минуту представляет себя рекордсменом мира. Стремительность этого бега условна — это бег почти на месте. Первый и второй из пантомимы опережают Валерку и протягивают перед ним невидимую финишную ленточку. Валерка разрывает ее грудью, и теперь уже третий и четвертый, опередив его, держат перед ним ленточку финиша, а первый и второй бесшумными овациями приветствуют победителя… Неожиданно темп музыки меняется. Валерка берет портфель в руки. Теперь он — то ли видный дипломат, то ли вернувшийся на землю звездолетчик — шествует, сопровождаемый пантомимой, которая представляет ему встречающих его официальных лиц… И снова меняется темп музыки. И перед нами разыгрывается футбольная пантомима, в которой Валерке отведена роль знаменитого вратаря.
Все это происходит на улице города, точнее — на набережной. Часть парапета. Медицинские весы, закрытые на тяжелый амбарный замок. Табурет. Входит М а ш а. Снимает замок. Достает из хозяйственной сумки и надевает белый не по росту халат. Садится и, достав из кармана горсть монет, пересчитывает деньги. Сейчас Валерка и Маша не видят друг друга, они пребывают для нас как бы в двух разных проекциях. Но вот Валерка замечает Машу. Музыка умолкает. Пантомима покидает сцену.
В а л е р к а (подкравшись к Маше). Кошелек или жизнь?! М а ш а (вздрогнув, поспешно прикрывает деньги, оглядывается). Тьфу! В а л е р к а. Ух ты, наторговала! Интересно, чего будет, когда черешня кончится? Гляди, она тебя в рабство продаст. М а ш а (продолжая пересчитывать деньги). Не продаст, не в Америке живем. В а л е р к а. Разве что. Ух, Машка, утро какое — помереть! (Сложив ладони рупором.) Э-ге-гей, море-е! М а ш а. Рехнулся, да? В а л е р к а (так же). Э-ге-гей, люди-и! М а ш а. Ну никогда не сходится. Бабка не верит — думает, я потихоньку от нее мороженое ем. В а л е р к а. Если подозревает — ешь. Назло. Давись, но ешь… Между прочим, в Америке работорговля тоже отменена. (Становится на весы, взвешивается.) Знаешь, как Таисья свою должность объясняет? Я, говорит, на государственной службе при весах состою… Поросенок на тебе, торговля на тебе, теперь еще и весы. М а ш а. Некогда ей. Жильца нового пустили к себе. В а л е р к а. Куда?! М а ш а. А чердачок у нас есть. В а л е р к а. «Чердачок»!.. Ничего, пансионатов понастроят — кончатся ваши рубли. М а ш а. На всю Россию на выстроишь. Чем больше строят, тем больше людей. В а л е р к а (после паузы, вдруг). Машка, дай мне до первого четыре рубля. М а ш а. Зачем? В а л е р к а. Не дашь — утоплюсь. М а ш а. Топись… У бабки моей попроси. В а л е р к а. Выпросишь у нее! М а ш а. Тогда у жильцов. В а л е р к а. Еще чего — у жильцов. (Сев на парапет, помолчал, рассмеялся.) Лихо ты вчера из ящика вывалилась. Акробатический этюд. М а ш а. Спасибо скажи. Другая бы «караул» стала кричать. Я прошлой зимой под лед провалилась. Ты бы небось «тону» заорал, а я навалилась на льдину и лежала молчком. |
