Один из этих господ подошел к столику, где стояло виски, и прихватил с собой целую непочатую бутылку. На обратном пути он делал глубокие реверансы и отвешивал поклоны бабушке, но, возможно, улыбка ее на сей раз производила впечатление усталой.

Мой же искусствовед, немного переместившись за столом, оживленно болтал, кажется, речь по-прежнему шла об идее ощущения. Я поднялась и незаметно подошла к Юнне, меня удручало, что приходится слушать о вещах, которых я по-настоящему не понимала или до которых мне не было дела.

Один из вновь пришедших господ, тот, у которого были седые обвислые усы, поднял свой бокал и изрек нечто:

— И вот он пишет так же непонятно, как пишет Юксу, черт побери!

— Верно, — заметил Юксу. И всего лишь семь сантиметров.

— Ты измерял?

— Да, я взял сантиметр и измерил. Точь-в-точь семь сантиметров, словно покупаешь гороховый суп в пластиковом пакете. Ты точно знаешь, что купил, и никакой картины. Но эти неофиты, по крайней мере, пишут картины.

Третий господин произнес:

— Он, пожалуй, так стар, что подлизывается к молодым.

— Да, точно, черт возьми!

— Но всего в этой жизни не получишь, — сказал тот, что с усами.

— Нет!

Они продолжали беседовать, спокойно и вдумчиво, казалось, они привыкли так беседовать между собой, но спорить больше не желали. Они просто излагали факты. Например, они ни слова не говорили об искусстве, разговор касался больше повышения платы за квартиру, того или иного конкурса, результат которого оказался несправедливым, хотя ведь нечего и ожидать, что…

Но, когда бабушка, очаровательно совершая свой очередной обход гостей, оказывалась поблизости, они оживлялись и преисполнялись учтивости, словно настоящие кавалеры. Юнне не произносил ни слова, но я видела, что ему необычайно интересно. Ни один из них не обращал на нас особого внимания, но они следили за тем, чтобы наши стаканы то и дело наполнялись, и любезно предоставили мне место чуть поближе к столу. Их манера вести разговор вселяла спокойствие. Мы сидели словно на мирном заповедном острове, никто из них не спрашивал, чем мы занимаемся, они позволили нам сохранить анонимность. Праздник вокруг нас был уже в полном разгаре, и в комнате казалось совсем сумеречно. Дети исчезли. Вдруг кто-то зажег люстру, и тут же внесли пироги. Тот, кого звали Юксу, поднялся, мы все вместе встали, и так уж это получилось, вышли в тамбур сплоченной группкой, а после неслыханных реверансов, почтительных поклонов и откровенных любезностей в адрес бабушки спустились на лифте вниз. Но она успела мне шепнуть:

— Не приглашай их! Их трое, а у вас нет денег.

Хотя она наверняка видела, что ее бутылка виски спрятана у Юксу под пальто.

II

Когда мы вышли на улицу, было холодно. И ужасно тихо. Ни машин, ни людей, лишь этот поразительный полусвет, что несет с собой весенняя ночь.

После довольно долгого молчания мы представились друг другу. Их звали Кеке и Юксу, а того, что с усами, — Вильхельм.

— Пройдемся, — предложил он. Спустимся вниз. Но не в наше обычное место!

— Нет, — возразил Кеке. — У них теперь неуютно.