Традиция винных аукционов, как ни странно, началась с больницы. B 1443 году Николя Рулен, канцлер герцога Бургундии Филиппа Доброго, основал в Боне госпиталь — Hospices de Beaune — и подарил ему пару виноградников, чтобы обеспечить медицинское заведение постоянным источником дохода. Еще несколько состоятельных и добросердечных бургундцев последовали его примеру, и даже сейчас, пять веков спустя, все расходы больницы оплачиваются за счет лозы. Каждый год в третье воскресенье ноября Hospices de Beaune продает свое вино на аукционе, а за два дня до этого все местные виноделы начинают устраивать дегустации.

На одну из них мы были приглашены в первый же вечер. Рене Жакесон, владелец виноградника в Жевре-Шамбертен, устраивал у себя дома diner dégustation. Начинался он в личном cave месье Жакесона.

Мы спустились вниз по узкой крутой лестнице и глубоко вдохнули волшебный подземный аромат: смесь запахов дуба, вина, древней паутины и холодного камня. Cave был небольшим — по крайней мере, по бургундским меркам, — но прекрасно обставленным: ряды бочек с тысячами литров «Жевре-Шамбертена» тянулись вдоль потемневших от старой плесени стен. Еще одна перевернутая бочка стояла в центре, а на ней нас ждали бокалы и десяток бутылок с меловыми пометками. Вот только куда же тут сплевывать?

— Ведра нет, — шепнул я Садлеру, — а на пол плевать неудобно. Придется глотать.

Мой друг принял эту новость мужественно.

— Ничего, один раз не страшно, — утешил он меня.

Кроме нас в погребе присутствовали еще две пары, и сейчас мы все столпились вокруг Жакесона. Он откупорил первую бутылку, и путешествие по винтажам началось. Большинство дегустаций, на которых мне довелось присутствовать, больше всего напоминали религиозную церемонию. Сначала тоном епископа, благословляющего паству, хозяин сообщает возраст и родословную вина. Потом все благоговейно нюхают бокалы и делают маленькие глоточки. Далее наступает время молитвы — торжественных, приглушенных комментариев: «Исключительно уверенное… Дивное послевкусие… Классическая структура… Аминь».

Но Жакесон, как выяснилось, принадлежал к другой школе виноделов. Это был человек с озорным блеском в глазах и отличным чувством юмора, которое он и продемонстрировал, когда речь зашла о напыщенном словаре, излюбленном многими дегустаторами.

— Вот это, например, — говорил он, поднимая бокал к свету, — я назвал бы просто многообещающим молодым вином.

Мы все набрали вино в рот и «пожевали» его. Наверное, повзрослев, оно станет чудесным, но пока в нем было еще многовато танина.

— A какой-нибудь горе-специалист, — с усмешкой продолжал Жакесон, — заявил бы, что это вино с «нотками юношеского нетерпения».

Тут кто-то кстати вспомнил старую шутку о том, что «такому юному вину в этот час уже давно полагается быть в постели». По мере того как открывались новые бутылки, мы вспоминали все больше забавных, а иногда и дурацких терминов. Некоторые из них, такие как «le goût de la planche», логичны и довольно точны. Молодые вина из дубовых бочек и вправду иногда имеют запах и легкий привкус дерева. Но зачастую подобные характеристики просто притянуты за уши, а иногда и довольно неаппетитны: привкус влажной кожи, мокрой псины, меха горностая или — моя любимая! — заячьего брюшка. Лично мне ни разу в жизни не встречался человек, которому случалось пробовать на вкус заячье брюшко, как, впрочем, и влажную кожу, мокрую собаку или мех горностая, а потому для меня всегда было тайной, откуда подобные определения попали в словарь профессиональных дегустаторов.